Герман Воук - Марджори

— Маша, я просто не хочу лишиться первой в жизни работы за аморальное поведение, вот и все.

Толстушка рассмеялась.

— Аморальное поведение. Куколка, твои понятия об аморальном поведении сводятся к двум лишним кускам пирога после обеда. Но я тебя люблю как раз такой. А теперь успокойся, слышишь?

Когда каноэ приблизилось к плоту, взрослый лагерь стал виден явственнее, в огоньках он был похож на лужайку со множеством светлячков. Голоса и женский смех раздавались над водой вместе с музыкой. Прожектора показывали массу красных каноэ — казалось, их там было несколько сотен, уложенных днищами вверх на берегу в ровные линии. Общий зал тоже был освещен, это было белоснежное модерновое здание с большой позолоченной круглой раковиной на задней стене. Над входом стоял широкий белый столб, возвышавшийся над деревьями, с огромными позолоченными буквами: «Мюзик-холл лагеря «Южный ветер»». Место для купания выдавалось далеко в озеро аркой красных и зеленых фонарей.

Маша показала веслом на каноэ, появившееся из тени у берега.

— А вот и Карлос, наверняка опять ворчит, да только вот он, тут как тут.

Они приблизились к покачивающемуся, бряцающему деревянному плоту, который стоял на баках из-под нефти, и коренастая темная фигура схватила Марджори за руку.

— Спокойно, — сказал скрипучий голос, и она ступила сначала на мокрый бак, а потом на покрытый мешковиной плот.

Маша выбралась из каноэ с сумкой Марджори в руках.

— Карлос, это Марджори…

— Привет. Быстрее, малышки, репетиция уже началась.

Он помог им устроиться в его каноэ и повел его в сторону берега мощными взмахами весел. Марджори, сгорбившись у его ног, была смущена его молчанием.

— Простите, что мы так беспокоим вас, мистер Рингель.

— Никакого беспокойства. А теперь тихо, мы уже близко, никогда не знаешь, когда ему вздумается выскочить из кустов.

Каноэ с треском вошло в сладко пахнущие ветви, мокрые от росы, и ткнулось днищем в берег.

— Беги со своей подружкой вперед, а я избавлюсь от каноэ.

Быстрая пугливая пробежка сквозь кустарник и шиповник, и вот они уже стоят, запыхавшись, в ярко освещенном домике, балки которого сплошь увешаны женским бельем, чулками и купальными костюмами. На кровати, читая «The Saturday Evening Post», сидела красивая девушка, высокая блондинка, совершенно обнаженная.

— Привет, — сказала она Маше. — Сегодня с подружкой, а? Ты что-то рановато.

— Четверть десятого.

Блондинка взглянула на свои часы и зевнула.

— Черт, так и есть. Мне нужно быть на сцене через десять минут.

Она поднялась и медленно пошла по комнате, подбирая одежду, совсем не беспокоясь из-за отсутствия штор на окнах.

Маша сказала:

— Это Марджори Моргенштерн — Карен Блер.

— Привет, — произнесла Карен, махая Марджори бюстгальтером и потом надевая его. — Чувствуй себя как дома, если что нужно — расчески, пудра… Может, нужно белье?

— Спасибо, я захватила все с собой.

— Отлично. Приятно знать, что на другом берегу озера живут не одни лишь попрошайки.

— На что ты жалуешься? Я все равно в твои вещи не влезаю, ты, гороховый стручок, — сказала Маша.

Карен застегнула «молнию» на зеленых шортах, надела белую английскую блузку и скользнула ногами в мокасины.

— Увидимся, ребятишки.

Махнув длинными вялыми пальцами, она пропала.

— Теперешняя пассия Ноэля Эрмана, — уточнила Маша, доставая одежду из шкафа.

— Она ошеломительна, — сказала Марджори. — Они собираются пожениться?

— Что, они? Да она просто его подружка по постели на это лето. Ей тридцать один, и она тупая, как столб. Три раза была замужем и разводилась.

— Боже милостивый, она кажется на старше двадцати…

— В следующий раз приглядись внимательно к ее глазам и губам, милочка. Увидишь, на сколько она выглядит.

— А сколько ему лет?

— Ноэлю? Двадцать семь — двадцать восемь, наверно.

— Он будет на репетиции, верно?

— Он режиссер, лапуля, — сказала Маша с тенью нетерпения. Она направилась в ванную комнату с охапкой одежды.

Марджори знала, что Ноэль Эрман был главой артистов «Южного ветра», общественным режиссером, который писал и ставил спектакли. В городе Маша частенько наигрывала на пианино и напевала многие его мелодии из ревю для лагеря. Эрман в самом деле казался необыкновенным человеком. Несколько из его музыкальных скетчей были представлены в бродвейских шоу. Многие его песни были опубликованы; две из них — «Босая в небесах» и «Поцелуи дождя» — в эти дни были хитами. Марджори очень взволновала перспектива встретиться с такой знаменитостью. Пока она одевалась, она думала, что белокурая девушка была первой всамделишной любовницей какого-то человека, которую ей довелось увидеть, хотя она читала книги и смотрела фильмы и спектакли о них всю свою жизнь. Но отчего-то Карен Блер не казалась ей похожей на тех. К разочарованию Марджори, в ней не отразилось никаких следов греха или вины. Может быть, подумала Марджори, это просто очередная выдумка Маши.

Маша вышла из ванной накрашенная и похудевшая, в коричневой мексиканской блузе с кожаным поясом, украшенным медными бляхами. Марджори привыкла видеть ее в мешковатой оранжево-зеленой униформе.

— Бог ты мой, да вы только гляньте!

— Похожа на человека? — спросила Маша жеманно. Она взяла Марджори под руку, и они вдвоем встали перед зеркалом. — Две сирены из-за озера. Неплохо.

— Клянусь, ты заткнешь эту блондинку за пояс, — сказала Марджори. — Ты обязательно должна попробовать закадрить Ноэля Эрмана.

— Ага, чтобы Карлос задушил меня и бросил мой труп в кустах?

— Чепуха. Какие у него права на тебя?

— Да никаких, с какой стати, старый он недотепа… пошли. — Маша выключила свет. — Теперь помни, если мы повстречаем Грича, не обращай на него внимания. Ты просто гость. Меня-то он знает, так что с этим никаких проблем.

— Он… он в самом деле тебя знает?

— Боже правый, деточка моя, я торчу здесь три вечера в неделю, не могу же я постоянно увертываться от него. Карлос навешал какую-то лапшу ему на уши. Для меня Грич делает исключение. У меня как будто неподалеку летний домик. Пойдем.

Воздух сумеречной аллеи был насыщен сладким запахом горного лавра. Маша уверенно пошла в темноту.

— Сюда, Мардж, А что касается флирта с Ноэлем Эрманом, то он не про нашу честь, голубушка. Он у нас второй Мосс Харт или Коул Портер. Когда ему стукнет в голову, он женится на ком-нибудь вроде Мэгги Салливан.

— Он не еврей, как ты думаешь?

— Не знаю. Наверно.

— Но «Ноэль»…

— Проклятье. Я знавала еврея по имени Сент-Джон.

Аллея свернула и стала шире, они вышли на пустую открытую площадку чудного желтовато-зеленого цвета под лучами прожекторов, похожую на газон с театральных декораций. В центре лужайки фонтан на белом бетонном основании, освещенный красными, синими и желтыми прожекторами, извергал радужно переливающиеся брызги. Грубые скамейки и беседки расположились на лужайке в веселом беспорядке. Тут и там росли высоченные старые дубы, обложенные белыми камнями, отражавшими свет прожекторов. За лужайкой виднелись линия каноэ, красно-зеленая арка плавательного бассейна и черное озеро.