Елена Шерман - Рассказы о любви

И в самом деле, разве он был ей пара? Ей, такой старательной, аккуратной, не знавшей, что такое "четверка", свободное время отдававшей общественной работе и внеклассному чтению? Ее густые темные волосы всегда были чистыми, блестящими и идеально заплетенными в длинную толстую косу. Коричневое школьное платье и черный фартук были безукоризненно чистыми и отутюженными, а воротнички и манжеты сияли белизной. Уже в пятом классе она знала, кем будет: только учительницей. Такой, как Галина Георгиевна, только лучше. Глядя на ее умное, чистое, спокойное лицо, вслушиваясь в уверенные нотки мелодичного, приятного голоса, в это легко верилось. И хотя она нравилась многим мальчишкам, никто не мог упрекнуть ее в легкомыслии или измене своей жизненной программе: сначала закончить школу с золотой медалью, поступить в дрогобычский пединститут, закончить его с красным дипломом и пойти работать в школу; а все личное - потом. Ее вообще не в чем было упрекнуть. И если она четко и недвусмысленно дала понять хулигану и троечнику, что она считает его любовь глупостью и не желает с ним даже разговаривать, то и с другими поклонниками она не была более ласковой. Но те как-то быстро утешились, а он страдал.

Как он страдал, каких только глупостей не делал! Как это порой бывает, за внешностью и повадками отчаянного и дерзкого смутьяна скрывалось впечатлительное, ранимое, пылкое сердце. Половина его наглости и цинизма шла от желания скрыть от других эту ранимость (а вторая половина - от пятнадцати лет). Но скрыть удалось только впечатлительность, но не любовь, и скоро вся школа знала, что Никеша из 9-В влюблен в Марту из 9-А, что он ночей не спит, думает только о ней, а она на него плевать хотела, потому что он ее не стоит. И он, сперва крайне болезненно относившийся к любым попыткам заглянуть ему в душу, в конце концов примирился с всеобщим вниманием, а под конец даже стал им немного бравировать. Всегда лестно быть известным человеком - даже в пределах школы.

Но это было потом, уже перед выпускным вечером, а до того он любил и страдал, страдал - и любил. Он писал ей письма, на которые она не отвечала. Он приносил ей цветы, которые она выбрасывала. Он порезал руку и написал кровью на стене своего дома ее имя - короче, сходил с ума по всем правилам, и даже более. Он раздобыл где-то банку кроваво-красной краски и стремянку, глубокой ночью подобрался с ними в школе, поставил стремянку перед входом и написал над дверями, там, где обычно первого сентября натягивали кумачовый плакат "Добро пожаловать!", огромными буквами роковые слова: "Марта! Я тебя люблю!" Утром все, подошедшие к школе, так и замирали перед входом, так что образовалась даже небольшая толпа.

Происшествие имело громадный эффект, но, правда, не совсем тот, на который рассчитывал несчастный влюбленный. Сердце прекрасной дамы осталось холодно, как снег. Зато эта и две соседние школы целых две недели бурно обсуждали небывалую сенсацию, учительница младших классов Антонина Павловна, чопорная старая дева, получила сердечный приступ, Ирка Прокопенко из 8-Б влюбилась в автора надписи, а директриса школы получила в районо выговор за недостаточную организационно-воспитательную работу. Надпись, конечно, закрасили. Справиться же с чувствами было труднее.

Целых два года он варился в соку своей страсти, то загораясь даже от тени надежды, то оказываясь на краю бездны. К счастью, на краю его удерживали не только прирожденный оптимизм, но и творчество. Несчастный изливал свои страдания в стихах, и даже пытался подбирать к ним на гитаре мелодию. Одна такая робкая попытка творчества - медленная баллада "Я умираю без тебя" - имела огромный успех, и многие даже советовали послать ее на местное радио. Он подумал, заколебался и не решился, но часто исполнял ее в компании друзей, ощущая себя в глубине души чем-то вроде средневекового менестреля:

Я умираю без тебя,

Я не могу забыть любя,

Твой первый взгляд - последний взгляд,

Так много, много лет назад.

Конечно, он не умер. От неразделенной любви умирают только в книжках. Да и сама любовь, пройдя вся стадии и формы - от первого внезапного сердцебиения до иступленной страсти, от смутной и неопределенной мечты до одержимого отроческого желания, от робкого поклонения до почти ненависти к совершенной, далекой и равнодушной - начала угасать. И хотя, когда он уезжал из своего городка на учебу в манящую и никогда не виденную им столицу, ему еще казалось, что все это он делает ради нее, на самом деле в душе его было уже больше радостного предчувствия будущего, чем грустных сожалений о прошлом.

Через полгода, захваченный новой, студенческой жизнью, новыми людьми, событиями, мыслями, он вдруг заметил, что любовь, мучавшая его так долго, горевшая так ярко и сильно, куда-то подевалась. Он немного огорчился, но не удивился; он повзрослел настолько, чтоб понять: это неизбежно, потому что нет ничего вечного на Земле.

Потом он встретил другую девушку, влюбился, сошелся, разочаровался, расстался, потом снова полюбил, и т.д., и т.п., все, как положено. И хотя ему довелось впоследствии пережить страсти не менее сильные, а, главное, взрослые, все-таки он искренне был благодарен своей первой безответной любви! Именно она, такая горькая, такая возвышенная, такая сильная, стала как бы прививкой против пошлости, словно задала планку отношений, показав высоту, опускаться ниже которой он уже не мог, не роняя себя. Кто знает, до чего он мог бы дойти, будучи человеком страстным и влюбчивым, но, падая не раз на колени перед женской красотой, он никогда не валялся в грязи. Обжегшая душу первая любовь и очистила ее навсегда. Раз поняв, как должно это быть между людьми, он уже не соблазнялся на подделки. И, возможно, именно эта внутренняя требовательность к отношениям, этот несколько завышенный стандарт помогли ему не размениваться на мимолетные отношения и дешевые развлечения, очень удачно жениться - по любви - и сделать блестящую карьеру.

На последнем съезде народных депутатов СССР он был самым молодым депутатом. Войдя в большую политику перед распадом страны, он не ушел из нее после 1991 года, сумел не просто удержаться на плаву, но взмыть вверх и, неоднократно меняя различные посты, стать председателем одного из думских комитетов. В его родном городке, ставшем теперь заграницей, о нем вспоминали охотно, с вполне понятным умилением, но не лишенным недоуменного оттенка: надо же, был такой хулиган, так плохо учился, и вот он в телевизоре, и в такие люди вышел, кто б мог подумать!

А сам он вспоминал свою юность и строгую девочку Марту с неизменным теплым чувством, на самом дне которого затаилась капля горечи. И иногда, крайне редко, но мерещилось ему, словно что-то самое важное прошло мимо него, словно самая заветная мечта не сбылась и словно ему, признанному счастливчику, в чем-то главном не повезло. Первую свою любовь он не видел с самого окончания школы, и именно поэтому образ ее, ставший расплывчатым и туманным, одновременно приобрел от лет, как персидский ковер, подлинное благородство красок. Серьезная девочка с косичками стала казаться чем-то вроде идеала, чем-то вечно-женственным и манящим, как улыбка Моны Лизы, и порой ему очень хотелось твердо знать, что она в курсе его успехов, гордится им и жалеет о своей давней неуступчивости. Выяснить, где она и как, было не очень трудно, но, с другой стороны, зачем? Если уж идеализируешь прошлое, нужно сохранять его в неприкосновенности. И когда судьба решила смилостивиться над ним и столкнуть лицом к лицу с той, кого так безответно и долго любил, он вздрогнул.