Элизабет Блэквелл - Замуж за принца

— Ты же знаешь, что я не могу отсюда уйти, — ответила я.

У меня в ушах зазвенело эхо нашего давнего расставания. Маркус снова предложил мне спасение, и я снова выбрала долг. На этот раз он принял мой ответ смиренно, как будто ничего другого и не ожидал.

— Элиза, ты должна пообещать мне...

Что бы он ни собирался от меня потребовать, его слова заглушил хриплый окрик командира стражников. Шеренга солдат пришла в движение, и ворота начали затворяться под скрип дерева и скрежет металла. Снаружи раздались крики возмущения и гнева. В отчаянном прощальном жесте Маркус потянулся ко мне, но толпа уже увлекала его назад. Костлявый юноша попытался протолкаться между двумя стражниками, но его оттолкнули так грубо, что он упал, распластавшись в грязи. Потрясенное лицо Маркуса исчезло среди матерей с младенцами и стариков, а в следующее мгновение массивные двери издали протяжный стон и захлопнулись. Лязгнули железные щеколды, безвозвратно отрезающие нас от внешнего мира. Я растерянно оглядывалась вокруг, всматриваясь в лица пастухов, пажей, служанок и конюхов. Похоже, никто из них не верил в то, что мы оказались в безопасности. На всех лицах читался страх.

Мы отгородились от мира, но покой в замке не воцарился. Животные издавали очень много шума, отовсюду доносились возбужденные голоса, и все стремились что-то делать, хотя толку от этой беспорядочной деятельности было совсем мало. Многие аристократы воспользовались возможностью покинуть королевский двор, на что уже за ужином указали опустевшие столы, но большинству слуг идти было некуда. Король, королева и Роза сидели на своих обычных местах, хотя ими руководило скорее чувство долга, чем голод. Они едва прикоснулись к еде, а после ужина Роза попросила меня зайти к ней в комнату. Отпустив служанку, она принялась возбужденно мерять шагами пространство между дверью и окном.

— Слуги говорят, что тетя Миллисент умирает от чумы. Это правда?

— Да.

Я старалась не думать об ужасах, с которыми столкнулась в зловонной комнате этажом ниже.

— Она меня могла заразить?

— Она наверняка не успела причинить тебе вред, — произнесла я с уверенностью, которой и сама не ощущала.

— Все равно я почти умерла, — мрачно произнесла она. — Мама пообещала позволить мне отправиться в путешествие, как только окончится война. Я думала, что наконец-то смогу посмотреть мир. Вместо этого я обречена гнить в этих стенах.

— Все не так плохо. — Я понимала, что принцессу необходимо чем-то занять, и мой мозг лихорадочно заработал. — Как продвигается твоя поэма?

— Мне не удается передать живость Дориана, — уныло призналась принцесса. Однако она тут же подняла голову, и в ее глазах засветилось любопытство. — Мне было бы легче, если бы ты больше рассказала мне о нем и его подвигах.

Я с трудом подавила смешок. Подвиги Дориана по большей части носили похотливый характер и вряд ли были достойны поэмы, обещавшей выйти из-под пера юной девственницы.

— Я об этом подумаю, — пообещала я. — Но я не позволю тебе скорбить о павших героях. Нам необходимо изыскать иной способ занять твое время. Может, тебе заняться вышиванием?

Роза нахмурилась.

— Тоже мне замена танцам!

— Мы займемся твоим бельем. Когда чума минует, снова пойдут разговоры о претендентах на твою руку. Мы не можем выдать тебя замуж без хорошеньких нижних юбок и ночных сорочек.

— Ты думаешь, что на этот раз с моим мнением относительно выбора супруга станут считаться?

— Ну, ты же повзрослела. Я не сомневаюсь в том, что у тебя есть определенные пожелания, которыми тебе хочется поделиться с отцом.

— Конечно.

—Хм-м. — Я сделала вид. что задумалась. — Разумеется, ты мечтаешь об умопомрачительно красивом юноше. А еще он должен быть умным и, хорошо бы. повидавшим мир. Одним словом, речь идет о светском и умудренном опытом мужчине, умелом танцоре и интересном собеседнике.

Роза рассмеялась. Ее раскрасневшиеся щеки ясно указывали на то, что мои намеки на Джоффри попали в цель. Она достигла того же возраста, в котором была я, когда все мои мысли были только о Маркусе и когда я с яростно бьющимся сердцем представляла себе его поцелуи. Возможно, Роза тоже находит утешение в подобных фантазиях? — спрашивала себя я. Я надеялась, что это так. Больше всего на свете я хотела защитить ее от чумы, но кроме того, я не имела права позволить ей пасть духом.

Когда я вспоминаю то время, первым делом на ум приходят настороженность и бдительность. Как и многие слуги, я часто взбиралась на стену и всматривалась в Сент-Элсип, но с такого расстояния его участь была неразличима. Прежде всего бросались в глаза непривычно безлюдные улицы. Время от времени вдали виднелись крохотные фигурки, но привычные события, отмечавшие течение времени, исчезли. Больше не было рыночных дней, церковные колокола не призывали верующих на службу, и в полях у реки не резвились детишки. Я очень хотела узнать, как дела у Приэллы, заточенной в стенах дома вместе с ее несчастными родителями и испуганно ожидающей каждого нового дня. Такая чувствительная девушка, как она, наверняка воспринимала трагизм происходящего более обостренно, чем остальные, и я отчаянно надеялась, что чума обойдет ее семью стороной. Затем мой взгляд помимо воли устремлялся на лес за Сент- Элсипом. Где-то среди тех деревьев скрывалась сыромятня. Как там Маркус? — думала я. — Увижу ли я его когда-нибудь?

Внутри замка мы всматривались в лица друг друга в поисках симптомов болезни. Стоило кому-то кашлянуть, и все начинали озабоченно перешептываться, а обычные недомогания обсуждали, как вопросы жизни и смерти. Одна из кухарок стала предметом испуганных предположений, когда однажды утром проснулась, охваченная жаром, и не смогла подняться с кровати. Все от нее отшатнулись, и ее постель немедленно перенесли в конюшню. После этого никто не решался проявлять слабость. Но мы все были больны душевно, если не телесно. Все, начиная с мальчишек-посыльных и заканчивая немногими оставшимися в замке фрейлинами королевы Ленор, несли на своих плечах бремя страха. Мы старательно создавали видимость деятельности, нехотя исполняя свои обязанности и безмолвно вычеркивая каждый минувший день в устремлении к тому неопределенному моменту в будущем, когда мы поймем, что опасность миновала.

Изредка кто-то просил позволения покинуть замок, и ворота приотворялись, выпуская этого человека наружу. В основном у тех, кто уходил, где-то в деревне жили родственники, и они надеялись укрыться от чумы на отдаленной ферме своей сестры или кузена. Горевать меня заставило расставание лишь с одним человеком. Минула всего неделя нашего заточения, когда по замку разнесся слух, что ушла миссис Тьюкс. Она попросила, чтобы королеве сообщили о ее решении, и покинула замок под покровом ночи, не сказав на прощание ни слова ни одной из своих подопечных. Все расценили это как зловещий знак, потому что эта женщина посвятила свою жизнь служению королю. Никто и представить себе не мог, что она нас бросит.