Элизабет Гаскелл - Руфь

— Раскаивается ли она в своем проступке?

— По словам этого не было заметно. Но речь ее прерывалась рыданиями, несмотря на все старания сдерживать их. Потом Руфь робко и смущенно заговорила о своем будущем ребенке. Спросила меня, как я думаю, сколько она сможет зарабатывать шитьем, если будет трудиться очень усердно. И от этого мы снова вернулись к ребенку. Я вспомнила, что ты мне советовал, Терстан, и постаралась говорить с ней так, как ты желал. Но я сама не знаю, хорошо ли это. У меня все еще остается много сомнений.

— Не сомневайся больше, милая Вера! Благодарю тебя за твою доброту.

— Совсем не за что меня благодарить. В ней так много кротости и признательности, что, право, невозможно не чувствовать к ней снисхождения!

— Что же она намерена теперь делать?

— Бедное дитя! Руфь хочет снять квартиру — очень дешевую, как она говорит. А потом собирается работать с утра до ночи, чтобы содержать своего ребенка. «Он не должен терпеть нужды, чего бы мне это ни стоило, — говорила она с такой милой серьезностью. — Я вполне заслужила страдания, но малыш ни в чем не виноват». Ей, конечно, не заработать больше семи или восьми шиллингов в неделю. Притом я боюсь за нее: Руфь так молода и так хороша собой!

— Знает ли она про письмо и про те пятьдесят фунтов, которые миссис Морган отдала мне? И про те два письма?

— Нет. Мне не хотелось говорить ей про это. Пусть сначала немного поправится. Ах, Терстан, если бы не предвиделось, что она станет матерью… я думаю, можно бы было найти средство ей помочь.

— Каким же образом?

— Теперь бесполезно думать об этом. Мы могли бы взять ее к себе. Пожила бы у нас, а потом стала бы получать заказы на шитье одежды для твоих прихожан. Но ребенок — всему помеха. Ты уж позволь мне немного поворчать, Терстан. Я старалась быть к ней добра и говорила о ребенке нежно и почтительно, словно это королевский сын, рожденный в законнейшем браке.

— Это хорошо, моя дорогая Вера! Ворчи на меня сколько угодно. Я тебе все прощу за добрую мысль взять Руфь к нам. Но, значит, по-твоему, ее положение делает это решительно невозможным?

— Ну а как ты сам думаешь, Терстан? Такое даже трудно представить, что и говорить об этом не стоит.

— Почему же не стоит говорить? Ты ведь не объясняешь почему.

— Во-первых, если бы не было ребенка, то бедняжку можно было бы называть ее собственным именем — мисс Хилтон. А во-вторых, ребенок у нас в доме?! Да Салли просто с ума сойдет!

— Бог с ней, с Салли. Ну а что, если бы Руфь была нашей овдовевшей родственницей? — проговорил, рассуждая вслух, мистер Бенсон. — Ты сама сказала, что из-за ребенка ее могут принять и за вдову. Я только развиваю твои же собственные мысли, милая Вера. Мне очень понравилась твоя идея взять ее к нам. Это именно то, что мы должны сделать. Благодарю тебя, ты напомнила мне о долге.

— Но ведь я это только так сказала. Подумай о мистере Брэдшоу. О! Меня дрожь пробирает, когда я представляю, как он будет недоволен!

— Нужно думать о гораздо более высоком, чем о мистере Брэдшоу. Признаюсь, я и сам боюсь предположить, что будет, если он узнает правду. Он так строг и неумолим. Но в конце концов мы редко видимся. Ты ведь знаешь, без миссис Брэдшоу он даже никогда не заходит к нам на чай. Я думаю, он и не знает, кто живет у нас в доме.

— Не знает Салли? Ну нет! Знает, конечно. Он однажды спрашивал у миссис Брэдшоу, сколько мы ей платим, и говорил, что за эту цену можно было бы нанять служанку получше и помоложе. Кстати, о деньгах. Подумай только, во сколько нам это обойдется, если мы возьмем Руфь к себе на следующие шесть месяцев?

Последнее соображение озадачило их обоих. Они смущенно замолчали. Теперь опечалилась и мисс Бенсон. Послушав брата, она стала думать о том, как привести в исполнение задуманный план.

— Есть ведь пятьдесят фунтов, — сказал мистер Бенсон со вздохом, потому что мысль об этих деньгах была ему неприятна.

— Да, пятьдесят фунтов, — тем же тоном откликнулась его сестра. — Я полагаю, эти деньги принадлежат ей.

— Разумеется. Но в таком случае нам нет дела до того, кто их дал мисс Хилтон. Их хватит на ее содержание. Как мне ни досадно, но придется взять их.

— При нынешних обстоятельствах, я думаю, нельзя обращаться к нему, — сказала мисс Вера в раздумье.

— Да мы и не будем обращаться к нему, — решительно отвечал брат. — Если мисс Хилтон позволит нам заботиться о себе, то мы не разрешим ей просить у него помощи, даже для его ребенка. Пусть уж она сидит на хлебе и воде. Мы сами лучше будем питаться одним хлебом, чем допустим ее до этого.

— Тогда я поговорю с Руфью и предложу наш план. Ах, Терстан, ты с детства мог убедить меня в чем угодно. Буду надеяться, что теперь я поступаю правильно. Чем сильнее я тебе возражаю поначалу, тем скорее я с тобой соглашаюсь потом. Как я слаба!

— Только не теперь. Мы оба правы. Я — в том, как надо относиться к ребенку, а ты — в том, что первая подала мысль взять Руфь к нам. Бог да благословит тебя за это, дорогая моя.

Новое, странное и чудесное чувство — она станет матерью! — похоже, загадочным образом придало силы Руфи. Узнав об этом, она поправлялась стремительно. Когда больная уже могла сидеть в постели, мисс Бенсон принесла ей письмо и банкноту.

— Помните ли вы это письмо? — ласково, но серьезно спросила она.

Руфь покраснела, взяла письмо и прочитала его, не отвечая ни слова. Потом вздохнула и некоторое время сидела молча, о чем-то раздумывая. Затем взяла и прочитала другую записку — ту, которую миссис Беллингам написала мистеру Бенсону в ответ на его письмо. Руфь взяла банкноту и несколько раз перевернула ее так, словно не понимала, что это такое. Мисс Бенсон заметила, что руки, державшие банкноту, дрожали. Губы Руфи тоже задрожали, когда она начала говорить:

— Мисс Бенсон, я хотела бы вернуть эти деньги.

— Зачем, моя милая?

— Мне бы очень не хотелось брать их, — проговорила Руфь, густо покраснев и опуская глаза. — Когда он любил меня, он делал мне подарки — часики, например, и много других вещей. Я брала их с радостью и благодарностью, потому что он любил меня, и я смотрела на подарки как на выражение любви. Но эти деньги камнем лягут мне на сердце. Он перестал любить меня, он уехал, и этими деньгами, мисс Бенсон, он словно бы хотел утешить меня за то, что бросил. Деньгами!

При этих словах долго сдерживаемые и подавляемые слезы полились ручьями по ее щекам. Руфь постаралась, однако, успокоить себя, потому что боялась за ребенка.

— Так не потрудитесь ли вы отослать эти деньги миссис Беллингам?

— Непременно, моя милая. Я этому очень рада, очень рада. Беллингамы не имели права предлагать вам их. Они недостойны того, чтобы вы их приняли.

Мисс Бенсон немедленно отправилась к себе, вложила деньги в конверт, запечатала его и подписала: «От Руфи Хилтон».