Тарокнахт Гонгопаддхай - Украденное счастье

— Флейт больше не осталось. Когда привезут еще, тогда я куплю, — пробовала успокоить его Шорола.

— Нет, там есть еще флейты. Купи сейчас же!

Гопал заплакал и стал теребить мать за анчал [8] Анчал — свободный конец женской одежды — сари, перекинутый через плечо. . Что было делать Шороле? Пришлось поневоле пойти к торговцу. Как только Гопал очутился у лотка, он тут же схватил флейту и побежал туда, где играли Бипин и Камини. И так как у Шоролы не было с собой денег, она попросила Промоду:

— Диди [9] Диди — буквально «сестра»; здесь: почтительное обращение. , не дашь ли мне одну пайсу взаймы?

В другое время диди могла услыхать и за три четверти мили, приложив ухо к стене, она разбирала, что лепечет во сне ребенок, но сейчас, стоя рядом, молчала, будто не к ней обращалась Шорола. Та снова попросила:

— Не дашь ли мне пайсу взаймы, диди?

А диди словно и не было здесь. Шорола опять повторила свою просьбу. Тут уж вмешался сосед:

— Ты что, не слышишь разве, что говорит тебе младшая невестка? — сказал он. — Отвечай же ей!

А Промода точно очнулась от долгого сна. Она улыбнулась и, глядя на Шоролу, проговорила:

— Что? Ты что-то сказала?

— Не можешь ли дать мне пайсу в долг, диди?

— Разве диди — ростовщик, чтобы давать в долг?

— Ну если не дашь в долг, купи, пожалуйста, флейту моему Гопалу.

— Я не дерево кальпатару [10] Кальпатару в индийской мифологии — волшебное дерево, способное исполнить любое желание. , чтобы выполнять желание каждого.

— Но ведь это не благодеяние с твоей стороны. Гопал не чужой тебе. Ты что же, не хочешь заботиться о нем так же, как о Бипине и Камини?

— Ах, если бы все получалось так, как думаешь! Тогда и горевать было бы не о чем. Я могу вообразить себя женой раджи, а что толку?

Шорола молча выслушала эту лицемерную речь и опустила голову. А Промода продолжала:

— Сколько людям ни давай, все им мало. Если б я могла каждый месяц кое-что откладывать, мне и беспокоиться было бы не о чем. Но так не выходит! Пять человек на шее сидят. Точно глупые, ничего не хотят понять. Была бы у них совесть, не пришлось бы мужу трудиться одному с утра до вечера. Совести у них нет. Да и плохо ли жить на всем готовом, — с раздражением закончила Промода.

Она бы говорила еще, но такая взяла ее досада на глупость мужа, что даже слезы из глаз полились. Соседки, которые всегда, особенно если приходилось им занимать у Промоды масло или соль, любили говорить: «Промода высокого происхождения, она всегда такая спокойная, красивая… А какие у нее глаза! Большие, словно стручки спелого гороха! А какой прямой нос», — теперь растаяли, стоило Промоде заплакать. Некоторые из них тоже стали всхлипывать, другие же принялись корить Шоролу. А маленькая толстая вдова Дигомбори, которая оказалась тут же, так та особенно разошлась.

— Не побоюсь сказать правду! — кричала она. — У Шоролы очень уж длинный язык. А вот Промода не такая! Муж ее всю семью содержит, а она и то не кичится. Никто от нее грубого слова не услышит!

Известно, что все шакалы отзываются, стоит одному завыть в джунглях. Так и тут. Вслед за вдовой Дигомбори все женщины напустились на Шоролу. Начали с ее языка, а потом принялись судить всех женщин вообще. В конце концов решили, что за исключением Промоды все женщины плохи.

Подумайте, читатели, о человеческой природе, и вы поймете, что в речах иногда уходят дальше того, что есть на уме. Взять хотя бы стариков. Называют они юношей молокососами, а сами не колебались бы ни минуты, когда б могли снова помолодеть. Конечно, пора юности — ни с чем не сравнимое время. Все хотят быть молодыми. Юнцы лихо закручивают усы, а старики чернят их краской. И когда старики употребляют презрительное словечко «молокосос», то оно ни в коей мере не выражает их истинных чувств.

Ошеломленная словами вдовы Шорола молчала, в ее глазах стояли слезы. Торговец решил, что ждать ему больше нечего, и стал собираться. Увидев, что он складывает свои товары, Шорола перепугалась. Что Же теперь делать: и Гопал убежал с флейтой, и заплатить за нее нечем. Не зная, что ей предпринять, она глубоко задумалась и не заметила, как подошел к ней торговец. Маленькая толстая Дигомбори спросила его:

— Заплатили тебе за флейту?

— Не надо мне от них ничего. Пускай берут даром. От этого не обеднею, — ответил торговец.

Слова его совсем расстроили Шоролу. Едва взглянув на нее, торговец сразу понял, как тяжело было ей получить эту флейту даром. И чтобы как-то утешить Шоролу, он сказал:

— Не волнуйся. Я часто бываю в этих местах, заплатишь в другой раз.

Шорола немножко успокоилась, зато Промода осталась недовольна таким исходом дела. Соседки же с усмешкой доглядывали друг на друга.

С тяжелым сердцем пришла Шорола домой. Покончив с обычными домашними делами, она присела отдохнуть. Теперь, наедине сама с собой, она могла поразмыслить о том, что произошло сегодня.

Хорошо, если женщина может положиться на своего мужа. Разве не в уме мужа черпает она силу и разум? А где Шороле взять такую поддержку? Бидхубхушон все дни проводит у соседей. Домой заглянет, только когда есть захочет. На хозяйство никакого внимания не обращает, Даже пайсы заработать не умеет. Песни, музыка да карты — вот на что он тратит все свое время.

Люди, характер которых не отточен образованием, обычно бывают горячи, не умеют сдерживать себя. Таков был и Бидху. По пустякам, правда, он не сердился, но, разойдясь, не скоро успокаивался. Однако поссориться с братом для него было немыслимо; ведь это все равно, что поссориться с отцом.

Обо всем этом передумала Шорола, не зная, рассказывать мужу о случившемся или нет. Сказать — какой толк: особой помощи от него не получишь. А похоронить горе в своей душе — тоже покоя знать не будешь.

Пока она так размышляла, прибежал Гопал. Шорола быстро вытерла глаза краем одежды.

— Ма, почему ты плачешь? — спросил он.

— Да разве я плачу?

— А почему в твоих глазах слезы?

— Нехорошо мне. У меня немного болит живот.

— Почему же ты не примешь лекарство, которое давала мне Шема, когда у меня болел живот? Я пойду и позову Шему. Прими ее лекарство и сразу поправишься.

— Нет, не зови Шему. Не болит у меня живот. Просто глаза слезятся, попало туда что-то.

— Дай-ка я подую, и соринка сразу же выйдет. — С этими словами Гопал подошел к матери.

Шорола нежно посмотрела на сына.

Какая чудесная сила таится в любви! Гопал не знал, отчего плачет мать, но стоило ему увидеть ее слезы, и он тоже заплакал. Тут уже Шорола забыла свое горе, взяла сына на руки и пошла с ним гулять. Гопал молчал, положив голову на плечо матери. Стараясь его развеселить, Шорола незаметно и сама начала улыбаться.