Мейв Бинчи - Ночи дождей и звезд

На полпути они нашли большой деревянный помост ярдах в ста от берега. Сюда, должно быть, заплывали купальщики. Томас привязал маленькую лодку, и место оказалось идеальным для их пикника. Эльза забралась на помост из лодки и расстелила покрывало.

Она намазала на хлеб тарамасалу и хумус, разложила инжир и арбуз на тарелке. Затем налила вина и протянула ему бокал.

— Вы знаете, какая вы ослепительно красивая, — восхитился он.

— Благодарю, вы очень добры, но это не важно, — сказала она как бы между прочим. Она вовсе не хотела осадить его, просто констатировала факт.

— Хорошо, это не столь важно, но верно. — Больше о красоте ее не говорил.

В Калатриаде настоящей бухты не было, поэтому они привязали лодку у дамбы и пошли по крутой дороге к маленькой деревне.

Ирина помнила их еще с прошлого визита. Она взяла их за руки и тепло приветствовала. Похоже, она нашла совершенно естественным, что эта красивая пара собиралась снять две комнаты.

— У нас только одна комната, но там две кровати, каждому по одной, — предложила она.

— Думаю, мы это переживем, не так ли, Эльза?

— Конечно, — согласилась она.

Ирина, возможно, никогда не уезжала далеко от дома. Но была достаточно мудра. Она точно знала, что удивляться не стоит ничему.

— Он сказал что-нибудь про девушку, которая приезжает с ним? — спросил в третий раз Гарольд Файн.

— Только то, что я тебе говорила, что она, он и еще двое других друзей познакомились на острове и что они возвращаются вместе.

— Хм, — пробормотал отец Дэвида.

— Не думаю, что это роман, — засомневалась мать Дэвида.

— Раньше он никогда не приводил девушек, Мириам.

— Знаю, но все же так не думаю. Она, прежде всего, ирландка.

— Почему это должно его остановить? Разве он не жил в дикой Греции все лето?

— Она только на одну ночь, Гарольд.

— Они все теперь так говорят, — мрачно проворчал отец Дэвида.

— И чего это, бога ради, она остановилась в Манчестере? — спросил Шон Райан у Барбары.

— Объяснять времени не было, но, возможно, там кто-то, с кем она повстречалась и у кого теперь умирает отец, поэтому Фиона собирается провести там ночь с семьей, чтобы как-то облегчить ситуацию, — предположила Барбара.

— Еще один убогий, — пробурчал отец Фионы.

— Просто Фиона добрая, — сказала Барбара.

— Видишь, куда завела ее доброта, — не унимался отец.

— Но теперь все закончилось, мистер Райан. — Барбаре иногда казалось, что жизнь заключается в том, чтобы быть радостной с подопечными. — Завтра она будет дома в шесть часов и без Шейна. Не этого ли мы все хотели?

— И она действительно не хочет, чтобы кто-то из нас встретил ее в аэропорту? — удивилась Маурин Райан.

— Да, сказала, что терпеть не может эмоциональных сцен на виду у незнакомых людей. Ее самолет прилетает в четыре, дома будет раньше шести.

— Интересно, Барбара, если бы ты была свободна, могла бы ты… — начала мать Фионы.

— Быть здесь, когда она приедет, — закончил фразу отец Фионы.

— Чтобы сгладить ситуацию?

— Чтобы не дать мне наговорить чепухи, — выпалил Шон Райан.

— Конечно, уговорю их сместить мой график, — пообещала Барбара.

— Просто, когда она уезжала, столько слов было сказано, — объяснила Маурин.

— О, слов всегда сказано слишком много, поверьте. — Барбара подумала, не стоит ли ей дать объявление и стать мировым судьей. Казалось, что в свободное время она только этим и занималась.

— Думаешь, ей лучше остаться здесь на ночь или уйти к тебе?

— Знаете, миссис Райан, думаю, было бы замечательно, если бы ей устроили теплый прием дома с хорошим ужином, а потом она бы пошла ко мне… Тогда Розмари не придется освобождать комнату Фионы, где она обосновалась, и не будет опасности, что снова наговорите друг другу много лишнего.

Спеша к автобусу, Барбара подумала, не податься ли ей в Организацию Объединенных Наций или обождать еще немного.

— Димитрий?

— Да?

— Ты отправил письмо? — спросил Шейн.

— Оно отправлено.

— Так почему же этот старый идиот не ответил?

— Не знаю, — пожал плечами Димитрий.

— Может быть, он вообще не умеет читать, старый сумасшедший старик в зашнурованных ботинках в летнюю жару.

Димитрий повернулся, чтобы выйти. Шейн схватил его за рукав:

— Пожалуйста, не уходи… Я… Ну, в общем… если честно, мне немного страшно и одиноко здесь.

Димитрий взглянул на него. Он вспомнил искаженное лицо Шейна, когда тот схватил свою девушку за волосы и готов был ударить ее о стену камеры.

— Время от времени мы все напуганы и одиноки, Шейн. Есть договоренность, что тебя в суде будет представлять адвокат, — сообщил он, отцепившись от арестованного, и запер за собой дверь камеры.

На столе Димитрия зазвонил телефон.

Это был Андреас, он взял номер тюрьмы у своего брата Йоргиса.

— Я по поводу молодого ирландца.

— О, да? — вздохнул Димитрий.

— Он написал мне, просит информацию о Фионе, говорит, что сильно сожалеет и мог бы объяснить, что не хотел сделать ей больно.

— Он как раз хотел сделать ей больно, — подтвердил Димитрий.

— Да, ты это знаешь, и я это знаю, но он хочет, чтобы я ей сказал. Собирался послать ему сообщение, что не могу этого сделать, потому что она уехала. Обратно к себе домой.

— Хорошо, — сказал Димитрий.

— Так ты передашь ему это сообщение?

— Могли бы вы выслать письмо, или факс, или имейл? Что-нибудь? Мне он не поверит.

— Я не особенно силен в английском.

— Может быть, там есть кто-нибудь, кто сделает это за вас?

— Да, да, есть, спасибо, знаю, кого попросить.

— Но скажите, как ваш сын Адонис? Я знал его, когда мы служили вместе.

— Думаю, у него все нормально. Он теперь живет в Чикаго.

— А он вернется?

— Вообще-то нет, а почему ты спрашиваешь?

— Потому что хотел бы встретиться с ним снова. Я собираюсь жениться. Хотел пригласить его на свадьбу.

— Ну что же, если свяжусь с ним, то обязательно скажу, чтобы он тебе позвонил, — пообещал Андреас с тяжелым сердцем.

Димитрий сидел и смотрел на телефон очень долго. Люди совершали необычные поступки. Адонис был отличным другом, когда они вместе служили в армии, всегда с любовью говорил о своем отце и о таверне на холме. Димитрий вздохнул. Понять это было так трудно.

Это была их вторая ночь в Калатриаде, и, в отличие от первого посещения вместе с Дэвидом и Фионой, эта ночь была ясная и звездная.

Ирина накрыла небольшой столик для Томаса и Эльзы на открытом воздухе, где им были видны и площадь и люди, заполонившие ее. Для украшения стола она поставила в белую фарфоровую вазу два цветка бугенвиллеи.

Томас взял Эльзу за руку и погладил ее.

— Я чувствую себя здесь таким счастливым, мне так спокойно, словно бури прошли стороной.