Геннадий Соколов - Философия любви

До реки было около двух километров. Сначала они шли по асфальтированным улицам, а затем круто повернули и оказались среди стареньких частных домов, между которыми извивалась избитая автомобилями грязная грунтовая дорога. Таня была в голубых резиновых сапожках и смело шла впереди, а Ковалев то и дело останавливался, выбирая место, где можно было пройти, не зачерпнув воды, или прыгнуть через лужу, не оставив при этом туфли в грязи. Проходившая мимо автомашина окатила их грязью. Сначала это привело их в негодование, но потом стало причиной безудержного откровенного смеха, как только один из них осмеливался взглянуть на другого. Однако через некоторое время смех иссяк и зрелище ледохода захватило их своею медлительной мощью. Летом река в этих местах была не особенно широкой, но весной разливалась почти на полкилометра и производила впечатление могучего и непреодолимого потока, неумолимого, как сам закон природы, управляющий этой своенравной, но покорной ледовой стихией.

- Я уже несколько лет не пропускаю ни одного ледохода, - задумчиво глядя вдаль, произнесла Таня.

- Мальчишками мы тоже не пропускали этих дней и даже пытались поймать то мгновение, когда трогается лед, но я так и не захватил его.

Сказав это, Саша вспомнил фотографию, что видел у Тани. Там она стояла с Вадимом на фоне вскрывшейся реки, и его мысли вновь вернулись к нему.

Однако сейчас, когда Таня была рядом с ним, мысль о последней встрече, тревожившая его всего час назад, не казалась ему такой невозможной.

Осмотрев ее изучающим взглядом, он подумал, что в случае, если потребуют обстоятельства, он расстанется с ней и едва ли будет сожалеть об этом. За прошедшие полгода он хорошо изучил ее достоинства и недостатки. Хотя она и была красива, но когда улыбалась, то всегда либо губой либо даже пальцем пыталась прикрыть передний зуб, который у нее вырос немного вкось и, выпирая поверх другого, придавал ее улыбке и смеху детскую простоту и наивность. Она была чуть полновата, и с годами эта склонность могла привести к безобразию. Сейчас ее пальто, забрызганное грязью, производило неприятное впечатление, и несмотря на то, что сам

Ковалев выглядел не лучшим образом, он подумал, что легкомыслие, с которым они относились сейчас к своему внешнему виду больше подходило ему, но не ей. Он не мог сейчас взглянуть на себя ее глазами и считал себя правым. Его мозг подыскивал и действительно находил в их встречах все новые и новые подтверждения внезапно возникшему предположению о том, что она, возможно, не заслуживает того внимания, с которым он к ней относился, а может быть не стоит и его любви. Он думал, а она молчала. Эта игра в молчанки тоже представилась ему соперничеством и вызывала негодование. Почему должен он заговорить первым, а не она? Она была вчера не права, и она должна искать пути к примирению. Девчонки, с которыми она шла, тоже знали его, и, наверняка, если не она, то кто-нибудь из них заметил его, а значит непременно ей об этом сказал. Почему эта мысль не пришла ему в голову раньше? Он бы, конечно, сегодня не пошел сюда лишь для того, чтобы вот так стоять здесь на холодном ветру и молчать, вместо того, чтобы беззаботно смеяться. Ему захотелось уйти отсюда как можно скорее, и он, заложив руки за спину, направился вдоль берега всем своим видом выражая свое несогласие с ее поведением. Почувствовав его состояние, его протест и решимость, Таня нагнала его, взяла под руку и сказала: - Саня, ты прости меня за вчерашнее: я была виновата, но я очень тебя прошу: давай не будем сейчас вспоминать об этом. Когда-нибудь я тебе все объясню, но сейчас я этого сделать не могу. Она крепко стиснула его руку, повернула лицом к себе и умоляюще посмотрела в глаза. Она бы рассказала ему обо всем сейчас же, но она боялась, что он обидится, потому что причиной всему был Вадим. Хотя она искала его, чтобы отомстить за обиду, ей было приятно осознавать, что тот, пусть через зло, но не может простить ей размолвки, не может забыть ее. Он был хотя и не с ней, но постоянно напоминал о себе и тем успокаивал ее, вселяя уверенность в том, что, если бы вдруг она захотела, она всегда могла заставить его вернуться к себе. Но его последняя сплетня поколебала эту уверенность. Таня почувствовала его независимость и пришла в негодование. Вадим не преследовал ее, и то, что она хотела сказать ему при девчонках, было правдой лишь отчасти. До нее донеслись слухи о том, что он пытается восстановить отношения со своей прежней подругой. Эта встреча с ним была нужна ей, но действительные силы, которые овладели ею, ей были неведомы, поэтому перед Сашей она была сейчас искренна. Вчера она думала иначе. Все ее воображение было захвачено другим человеком, и поверни Саша на тротуар в тот злосчастный момент, зло могло бы излиться и на него. Сейчас же, когда вчерашнее раздражение угасало, она сожалела о случившемся. Она ругала себя за то, что так дерзко обошлась с близким человеком, который стоял сейчас перед нею и был в то же время так далек от нее. У нее возникло желание взять его за воротник, а еще лучше за уши и растрясти его; показать ему, доказать, что она любит только его, что она никогда больше не причинит ему зла, что она может быть и непременно будет доброй и верной ему. В своем желании выразить ему свой душевный порыв, она взялась за лацканы его плаща, но почувствовав, что у нее не хватает смелости для задуманного, поправила ему шарф и поцеловала его. - Скажи, Саша, почему ты не понимаешь меня? - начала она, справившись со своим волнением. - Ты совсем не видишь, что я так дорожу тобой, что я люблю тебя. Почувствовав в ее голосе обиду, Саша как будто очнулся из полузабытья. - Ну что ты говоришь, Таня. Ты совсем неверно меня поняла. Я все вижу и верю тебе. Я тоже очень люблю, и поэтому не могу не понимать тебя и не верить. Между прочим, ты совсем замерзла. Догони-ка лучше меня. - Ну что мы маленькие дети, будем бегать друг за дружкой, оживившись, улыбнулась она. - А ты не замечала в фильмах, когда хотят показать счастье влюбленных, то заставляют их бегать друг за дружкой и смеяться. Вот так же и мы. Он со смехом рванулся с места и побежал вдоль берега. - Упадешь! - крикнула Таня и сама побежала за ним. Саша увидел большую льдину, которая подошла к самому берегу, повернул туда и запрыгнул на нее. Таня остановилась, не решаясь последовать за ним. - Ну, давай, давай! - смеялся он. А она кричала ему: - Ну и дурачок же ты. Вот шлепнешься в воду, тогда допрыгаешься. Льдина и впрямь стала отходить, прыгать обратно на берег было далековато. Таня всплеснула руками: - Прыгай быстрее, а то тебя унесет. - но Саше сейчас было все равно.

Сзади неподалеку еще плыла льдина, через которую вполне можно было выбраться на берег, и он снял шляпу и помахал ей. - Что медлишь! - кричала она встревоженная. - Прыгай пока здесь еще не глубоко! Льдина, на которой находился Саша, начала убыстрять ход, и разрыв между ней и той, что двигалась следом, начал увеличиваться, берег стал удаляться. Саша разбежался и прыгнул, но, поскользнувшись, плюхнулся в воду, едва зацепившись руками за край льдины. С трудом вскарабкавшись на нее, он тут же махнул в сторону берега и оказался по пояс в воде. Выйдя на берег, он смеялся и ежился от нестерпимого холода. Таня сорвала с него плащ, заставила снять пиджак и рубашку и набросила ему на плечи свое пальто. - Ну дурачок! В каком только кино ты видел женихов, которые бы прыгали от своих невест в ледяную воду?