Кэтлин Уинзор - Любовники

— Если бы я не имел к этому никакого отношения, то все было бы обманом. Я обманывал бы тебя, притворяясь ничтожным и малозначительным, и ты раскусила бы меня и запрезирала. Собственно, и себя тоже. А так все случилось почти естественно, осуществилось через твое же собственное желание, вот к тебе и пришли радость и наслаждение. Конечно, о чем-то ты будешь сожалеть, но не о том, что доставило тебе самые глубокие и сильные ощущения.

Ей захотелось вновь посмотреть на него. Выражение ее лица было сейчас трогательно невинным; глаза светились нежностью. Она глубоко вздохнула, по-прежнему ожидая, что он предпримет что-то, однако он стоял на месте. Просто стоял, продолжая смотреть на нее, и сейчас казался ей несравненно более красивым, блистательным, обаятельным… и далеким.

— О чем же мне придется сожалеть? — наконец спросила она.

— О многом… И ты ничего не сможешь с этим поделать, равно как и я ничем не смогу помочь тебе.

— Если ты захочешь… — начала она неуверенно.

— Нет, не захочу, — тут же проговорил он и покачал головой.

— Никогда?

— Никогда.

Джасинта вновь опустила взгляд. У нее вдруг заболели глаза, словно страстное и непреодолимое желание всецело сосредоточилось в них, разрывая на части. Было так мучительно жаждать его всем своим существом, и, казалось, ей не выжить, если эта жажда не будет утолена. Но она была совершенно беспомощна и полностью зависела от него, в то время как он словно отдалился от нее на бесконечное расстояние. Слишком явно ощущалось, что он совершенно обособился от нее и ей никогда не удастся чисто по-женски почувствовать, что владеет им. Ибо он всегда останется таким, как сейчас, — недосягаемым и непонятным; будет появляться и исчезать, делать все, что ему угодно, и при этом никак не зависеть от нее. В то же время ей надо научиться выносить мучительное одиночество, чувство безнадежного ожидания, научиться терпеть, испытывая короткие радости и бесконечную тревогу.

Способна ли она на это?

А разве не такое превращение свершилось с ней в последние несколько часов? Или он был прав, сказав, что она уже давно влюблена в него и страстно хотела добраться до пункта своего жизненного назначения?

— Конечно, — кивнула Джасинта. — Ты никогда не захочешь этого сделать. И никогда не полюбишь меня, даже если я стану делать все, что тебе угодно. Не совершу никаких ошибок? — прозвучал печальный вопрос, который мог принадлежать скорее отчаявшейся девочке, нежели зрелой женщине.

— Ты не сможешь избежать ошибок, пока не поймешь, что верно, а что — нет. Но ведь тебе был известен мой ответ. Почему же ты задала мне этот бессмысленный вопрос?

— Наверное, потому, что надеялась…

— Надеялась, что станешь исключением, не так ли?

Она быстро подняла голову. Выражение ее лица было очень живым и пылким, ибо ей хотелось скрыть свое замешательство и глубочайшее разочарование.

— Я не исключение. — Это прозвучало совсем тихо.

— Разумеется. Еще вчера, когда ты расспрашивала меня, я сказал, что никогда не влюбляюсь. Это единственное, чего не может со мной произойти. Знаешь, совершенно естественно, что женщине всегда чего-то не хватает. Но я еще не встречал женщины, испытывающей нехватку тщеславия. — На его лице опять появилась насмешка. Прежние забавы продолжались.

— Я понимаю, с моей стороны крайне глупо задавать еще один вопрос, — проговорила Джасинта извиняющимся тоном. — Но все же неужели то, что происходит, в порядке вещей?

— Ты хочешь, чтобы я полюбил тебя, и это совершенно естественно, — кивнул он. — И то, что я этого не делаю, тоже совершенно естественно. Или, как ты только что выразилась, в порядке вещей. Спокойной ночи.

— Что? О, не уходи! — отчаянно воскликнула она.

Он быстро пересек комнату и с силой топнул по полу. Тут же дверца-люк в полу резко распахнулась, и Джасинта увидела Гранта, на лице которого застыла презрительная ухмылка. Джасинта жалобно вскрикнула и прикрыла лицо руками.

— Спускайся вниз! — приказал он. Грант пропал из виду.

Джасинта в отчаянии протянула руки и взмолилась:

— Возьми меня с собой! Ты возьмешь меня?

Ее тело взмокло от холодного пота и все дрожало.

Он спустился на несколько ступенек вниз и смерил ее взглядом. Она стояла, остолбенев, сцепив руки, и выглядела совершенно покинутой… И все же восхитительно прекрасной в своем страстном желании.

— Не думаю, — произнес он и улыбнулся.

Видя, что еще не все потеряно, Джасинта в надежде протянула к нему руки и коснулась его пальцев. Ее лицо находилось почти на одном уровне с его лицом; пронизывала дрожь от влажного холода подземелья. Грант оставил на верхней ступеньке лестницы фонарик, который отбрасывал вверх странные короткие тени, озаряя их лица и делая их похожими на каких-то таинственных безумных заговорщиков, встретившихся в самый последний момент перед решающими событиями.

— Ну пожалуйста, пожалуйста… — шептала она.

Его губы были совсем близко, и она закрыла глаза. Ей показалось, что веки сами смежились от непосильной ноши страстного желания. Ее губы разомкнулись в жадном ожидании, которое показалось ей бесконечным и действительно длилось целую вечность, пока наконец не ощутилось теплое прикосновение его чувственных губ. Она вздохнула и обвила руками его широкие плечи; ее груди прижались к его мощной груди, ощущая плотную ткань белой накрахмаленной рубашки. Воспоминания о прошедшей ночи мучили ее в течение целого дня, несмотря на тщетные попытки избавиться от них, и все-таки теперь, когда это происходило вновь, все показалось ей еще более волнующим, возбуждающим и восхитительным. А то, что случилось с ней раньше, казалось, существовало в каком-то другом измерении.

Желание резко поднялось где-то внутри нее, словно животное, стремительно бегущее к своему хозяину, но на секунду остановившееся в покорном ожидании приказа. Тут он неожиданно отпустил ее, и она чуть не упала. Джасинта смотрела на него испуганными глазами, в которых все возрастали беспредельное отчаяние и боль. Он спустился еще на две ступеньки.

— Нет! — закричала она. — Я иду!

И спустилась за ним, остановившись рядом. Теперь ее лицо снова находилось на одном уровне с его лицом. Она пристально смотрела ему в глаза, испуганно и умоляюще, ибо уже понимала, что он не намерен разрешить ей отправиться с ним. Он вновь улыбнулся ей, не обращая никакого внимания на ее отчаяние и молчаливую мольбу.

— Ладно, поторопись, пока не простудилась, — проговорил он, словно обращаясь к ребенку.

Но она продолжала пристально смотреть на него, решив задержать как можно дольше. Даже если он ничего не предложит ей, все равно ей хотелось хотя бы его присутствия, лишь бы только смотреть на него. Ведь видеть его было удовольствием намного большим, чем то, которое мог доставить вид какого-нибудь другого мужчины. Но вот выражение его лица изменилось, и вновь стало ясно, что он просто-напросто играет с ней. А ей приходится покорно сносить это. Она повернулась и медленно поднялась на верхнюю ступеньку, потом оглянулась и печально посмотрела на него. Его лицо, освещаемое фонарем, выглядело наглым и веселым, но при этом настолько обаятельным и желанным, что вызывало в ее душе какое-то беспредельное восхищение. Она даже не испытывала гнева. И еще раз глубоко вздохнула, на этот раз тяжело и безнадежно.