Терри Лоуренс - Мужчина достойный любви

— И вдруг?

— Вы ведь внимательно меня слушаете, правда?

— Стараюсь.

— Я думала, что любовь — это порождение женской фантазии, фантазии, не выдерживающей столкновения с реальностью.

— Пока не произошла встреча со мной?

— Но кто сказал, что это надолго?

— Обещаю тебе…

Она откинулась на стуле.

— Не надо. Для этого и существуют свадебные формулы. Я знаю, я уже четыре раза была подружкой невесты. Поправка: девочка с цветами на второй свадьбе Салли, подружка на свадьбах номер три, четыре и пять.

— А где же был твой отец?

Она почувствовала напряжение в его голосе. Рейли считал отцов в равной степени ответственными за заботу о ребенке. Такой уж он был человек.

Мелисса лукаво ухмыльнулась.

— Множество взрослых бьют на жалость, заявляя, что когда они подрастали, их отцов не было рядом. В моем случае, это меня не было рядом. Он хороший человек, но у него другая жизнь, вот и все. Вторая жена. Дочь по имени Дайана. И видела я их только тогда, когда Салли встречалась с кем-то, кто не любит детей. Тогда я оказывалась за чертой. И, конечно, во время каждого медового месяца. Она едет куда-нибудь на медовый месяц, я еду в Айову. За исключением того момента, когда на ней женился пятый муж.

— А что произошло тогда?

— Меня отослали навсегда. В пансион. Один из лучших в Европе, грех жаловаться. Для новой жены доктора Уэверли — только самое лучшее.

Лучшая школа — это не дом. Рейли положил нож рядом с тарелкой. Еда потеряла вкус.

— Как я понимаю, вы какое-то время вообще не виделись.

— Время от времени мы оказывались в одном и том же городе, где наши пути пересекались. Я не держу зла, если речь идет об этом. Салли не такая, как другие. Я это знаю. Я даже понимаю ее точку зрения. Медовый месяц не предусматривает места для детей. Я мешалась бы под ногами.

Рейли едва слышно выругался.

— Дети не мешаются под ногами, они часть жизни. Чем бы она была без детей?

— Но у тебя их нет.

— Я планирую их завести.

Мелисса ему поверила. Рейли говорит, что думает. И ее он сейчас внимательно слушает, взвешивая каждое слово, так же, как он внимательно прислушивался ко всем ее вздохам, когда ласкал. Странно, но она была ему за это благодарна. Он не убежал, он не стал издавать долгие, глубокомысленные междометия, какие, вздыхая, издает мужчина, оказавшийся на грани совершения крупнейшей ошибки в своей жизни.

Рейли был тактичен и заботлив. Когда ей было нужно, он позволял ей менять тему разговора и лишь, понимающе улыбаясь, коротко усмехался.

— Уже представляете себя семейным мужчиной, Рейли?

— Представляю тебя, сидящей у меня на кухне. Знаю, что твое место здесь, со мной. Что же касается детей, то даже слепой видит, как ты их любишь.

— Я люблю Аврору.

— Но она же не твоя, верно?

Мелисса одарила его робкой улыбкой.

— Конечно, нет. Но ведь существуют связи столь же сильные, как и биологические.

— К примеру, общее прошлое?

— То есть?

— Ты — это она. Ты видишь в ней себя, маленькую девочку, которой позарез надо знать, что ее любят, что люди, которых она любит, ее не бросят.

— А, психоанализ. Где же конец твоим талантам?

Конца не было его любви.

— Я попал в точку?

— Весьма близко. Любовные связи моей матери повлияли в детстве на мое чувство уверенности в себе, но у каждой вещи есть своя светлая сторона.

— Например?

— Я научилась полагаться только на себя. Я очень сильная, когда надо. Я тверда, как скала, когда Дело касается Авроры. У нее никогда не будет ощущения неуверенности. Мне это удалось, Рейли. Мне это великолепно удалось.

За исключением того, что она не способна распознать любовь, столкнувшись с ней, подумал Рейли, ей, действительно, все удается великолепно.

— Хелена хорошая мать, — добавила Мелисса, несмотря на то, что ее никто об этом не спрашивал. — Аврора ее обожает. Когда у нее все устроено, она очень внимательна. Слабым местом у нее является выбор мужей. Принц Альбрехт и месье Траншман гораздо более были увлечены своим плейбойским образом жизни.

— Его сиятельство по-настоящему в восторге от ребенка.

— Ты так думаешь?

Он не мог не заметить нотки ущемленности в ее голосе, надежды и в то же время готовности отчаянно защищать ребенка, если счастье Авроры вдруг окажется под угрозой.

— Она тут будет счастлива, — заявил Рейли. — Реджи к своим обязанностям относится ответственно и всерьез. И к своим обязательствам.

— В чем-то он похож на тебя.

— Либо мужчина держит слово, либо он не мужчина.

Она глядела на свой бокал, проводя пальцем по золотой каемке.

— Я бы сказала, что эти последние дни ты довольно жестко придерживаешься собственных правил.

— Ты же знаешь, что я хочу тебя. Каждой жилкой своего тела.

— Я тебе верю. Я в тебя верю. Не верю я только в вечное счастье.

— А ты мне доверяешь?

— Да.

Он наклонился поближе. Обмениваясь словами, каждый ощущал дыхание друг друга.

— Не отказывайся от того, что мы можем быть вместе, Мелисса. Меня пугает твой отказ.

— Я не могу себе представить, чтобы ты чего-то опасался.

— Нам еще многое предстоит узнать друг о друге.

Она любила его, а он любил ее. Разве этого было недостаточно? Ее внезапно охватило всепоглощающее желание откровенно выпалить всю правду, ринуться ему в объятия и дать ему все, что он только пожелает.

Ветер закрутил упавшую ей на щеку прядь. Он аккуратно вернул ее на место. Одного этого жеста было довольно, чтобы она поверила во все, что с ним связано. Ибо настал день, настал миг, когда мужчина полюбил ее точно так же, как она его. И если понятие «навеки» — реальность, то она полюбила этого мужчину навеки.

Они смеялись и поддразнивали друг друга, пока их лошади бодро двигались по направлению к конюшне. Рейли и Мелисса вызвались скакать с Авророй наперегонки, причем это состязание они бесстыдно проиграли, позволив пони Авроры рысью пересечь линию финиша первым. Аврора заявила, что это несправедливо: они слишком увлеклись друг другом, чтобы следить за ходом соревнований.

В высшей степени блюдя собственное достоинство, Рейли безоговорочно согласился. Мелисса рассказывала ему о своем прошлом с такой болью, что можно было подумать, что прямой ее родней является Лиззи Борден по линии Джека Потрошителя. Но в определенной степени жизнь у нее сложилась еще хуже. Рейли огромного труда стоило подавлять вспышку гнева всякий раз, когда он вспоминал рассказ Мелиссы о своей любвеобильной матери. Мелисса, однако, вовсе не была похожа на свою мать. То, что она ему открыла за эти два часа, было гораздо важнее любого количества апокалиптических откровений.

Она дала ему ключ к самой себе, схему проводов, ведущих к главным контактам. Будучи ребенком, она стала свидетелем того, как взрослые предают друг друга во имя любви, и тогда она стала ассоциировать любовь с потерями. Если бы он смог доказать ей, что любовь способна длиться долго, то она, возможно, поверила бы в то, что у них есть будущее.