Дороти Кумсон - Спокойной ночи, крошка

Мы сидим за столиком у окна. Отсюда видно море, но мы не слышим шума волн.

Мы сидим напротив друг друга.

Судя по Мэлу, он не хочет находиться здесь, но когда я позвонила ему и спросила, можем ли мы встретиться, он сказал: «Уже еду». Он был на месте через два часа. Теперь же Мэл, напряженно глядя на меня, сидит напротив.

Последние три месяца он постоянно пытался связаться со мной, как и все остальные, но я не могла поговорить с ним. Как и с кем-то еще. Разговаривая, я чувствовала, как открывается моя рана. Чувствовала, что мне хочется утешить остальных. Чувствовала вину оттого, что иногда мне хотелось закричать во весь голос, чтобы показать им, что со мной происходит. Что со мной творится. Поделиться с ними этим криком, непрерывным, неослабным криком, звучащим в моей голове.

Теперь я могу поговорить с Мэлом, но, кажется, я опоздала. Он больше не хочет находиться здесь.

Я не могу сдержать улыбку, глядя, как топорщится над правым ухом его непокорный вихор, как поблескивают, не мигая, словно у сплюшки, его глаза, как торчат в разные стороны волоски его левой брови. Не раздумывая, я облизываю палец и тянусь через стол, собираясь пригладить его бровь.

Мэл изумленно отшатывается от меня.

— Прости. — Я впиваюсь ногтями в ладонь и опускаю руку на стол рядом с чашкой. — Я все забываю, что, как говорил Лео, «нельзя, чтобы тебе плевали на лицо».

Я могу произнести его имя. Я могу немного поговорить о нем, прежде чем вновь раздастся этот оглушительный вопль в моей голове.

Мэл накрывает мою руку ладонью, тепло, нежно. Я смотрю ему в глаза, а он берет мой палец, осторожно сжимая руку, и проводит кончиком моего пальца по своей брови. Как только моя рука касается стола, я отвожу взгляд. Мэл смотрит мне за спину.

— Я… я не задержу тебя надолго, — повторяю я. — Я знаю, что тебе не хотелось бы находиться здесь.

Взгляд Мэла останавливается на мне, нежный взгляд его карих глаз.

— Я хочу быть рядом с тобой, — ровным голосом произносит он. — С тобой. Мне хочется положить голову тебе на колени и слушать, как ты часами говоришь мне о чем-то совершенно неважном, потому что именно так ты раньше показывала мне, что все будет в порядке. Я хочу обнять тебя, прижать к себе, коснуться пальцами твоего лица и сказать, что все будет в порядке.

Я уже и забыла, каково это, когда тебя обнимают. Каково это, когда другой человек так близко к тебе, что ты уже не понимаешь, где ты, а где он. Каково это, когда кто-то рядом и ты обретаешь его силу.

По ночам, когда мы с Кейтом спим в нашей кровати, мы не прикасаемся друг к другу. Нам хочется этого, но мы словно позабыли, как это делается. Мы не можем вспомнить, как можно прикоснуться к другому человеку. Как можно обнять его. Стать ближе.

Если наши тела случайно соприкасаются, мы замираем, надеясь, что к нам вернется память. Надеясь, что мы вспомним, каково это — быть вместе. Но это прикосновение становится болезненным напоминанием о том, что мы потеряли. И тогда мы отстраняемся.

Мэл был последним человеком, который обнимал меня. В той кровати, в том номере гостиницы. Той ночью. За ночь до того, как Лео ушел.

— Это самый страшный кризис, с которым нам когда-либо доводилось сталкиваться, и мы не переживаем его вместе, — говорит Мэл. — Вот чего я хочу. Вот чего я хотел все эти три месяца. Пережить эту боль вместе с тобой. Поэтому ты ошибаешься. Я хотел бы остаться здесь. Именно здесь я и хотел бы находиться.

Я делаю глубокий вдох, выдыхаю воздух через рот, пытаясь унять свой ужас от того, что Мэл только что сказал. Я никого не подпускаю к себе настолько близко, чтобы мне можно было такое сказать. Я знаю, что мама, папа, Корди, тетя Мер, Эми, Кейт и Мэл — все они думают, что потеряли меня, когда потеряли нашего малыша. Но я ничего не могу с этим поделать. Я не могу помочь им пережить это горе. Мне нужно справиться со своим горем. В одиночку.

— Я рада видеть тебя, — говорю я Мэлу.

— Да? — Он улыбается, и улыбка освещает его глаза, освещает его лицо.

Мне приходится отвернуться. Я ничего не могу поделать с комом в горле. Мне так и не удалось отыскать Лео в пространстве своих снов, но вот же он. Сидит напротив меня и улыбается.

— Да. — Я не смотрю на него. — Я рада.

Между нами воцаряется молчание. Оно будет длиться вечно, если мы позволим.

— Я не просто так позвала тебя сюда. — Я заставляю себя посмотреть на Мэла. — Собственно, у меня было две причины для встречи с тобой.

Он терпеливо ждет продолжения.

— Я беременна.

Его глаза распахиваются еще шире. Он изумлен, но ничего не говорит.

— Оказывается, мы все-таки занимались сексом тогда. Это был секс, а не что-то другое. И теперь я беременна.

Мэл все еще молчит.

— В общем, извини, но мне придется покинуть тебя ненадолго. Меня тошнит.

К тому времени, как я вернулась, официантка уже принесла травяной чай с имбирем и лимоном и белые сухарики. Мэл помнил, что помогало мне при токсикозе. Утренней тошноте, которая была вовсе не утренней, а когда-бы-ей-ни-заблагорассудилось-тошнотой. Еще Мэл убрал свой кофе. На этот раз меня не так сильно тошнит от аромата кофе, но после рвоты вдыхать этот запах неприятно.

Я отхлебываю чаю, отгрызаю кусочек сухарика.

— Спасибо. — Я указываю на еду и чай.

— Знаешь, я тут подумал… У меня, должно быть, суперсперма.

Я смеюсь. Впервые за три месяца я по-настоящему смеюсь.

— Не смейся! — В его глазах пляшут веселые искорки. — Ты только выслушай мою теорию. У меня, Мальволио Бакена, суперсперма. Я дважды накачал тебя ею. Причем в первый раз я старался, чтобы ты забеременела, а во второй в общем-то нет, но это все равно произошло. И поэтому я полагаю, что у меня суперсперма. Возможно, мне следует консервировать ее и продавать.

— Неплохая идея, — смеюсь я. — Единственный недостаток твоего плана состоит в том, что беременею от этой спермы только я. И поверь мне, я ее покупать не стану. Очевидно, я могу заполучить ее бесплатно. Так что твой план стать великим поставщиком спермы провалится.

Теперь его очередь смеяться. Мэл запрокидывает голову и хохочет так громко, что другие посетители кафе оглядываются на нас.

И я вдруг вспоминаю, за что любила его все эти годы. За что я все еще люблю его. За такие мгновения жизни.

— Что же мы будем делать? — спрашивает Мэл, на этот раз серьезно. Он смотрит на мой живот. — Ты оставишь ребенка?

Я киваю. На прошлой неделе я сделала тест на беременность и сразу поняла, что буду рожать.

Мэл тоже кивает. Кивает с облегчением. Он счастлив.

— Хорошо. Значит, нужно сказать Стеф. Это будет нелегко, учитывая обстоятельства, но я это сделаю.

— Стефани настолько травмирована, настолько напугана тем, что может потерять тебя, что будет несправедливо рассказывать ей о том, что мы сделали. И об этом. — Я кладу ладонь на живот. — Ты так не думаешь? Она всегда нервничала из-за наших отношений. Если ты подтвердишь ее опасения, да еще и после всего случившегося… Ты понимаешь, что с ней будет после этого?