Джудит Крэнц - Слава, любовь и скандалы

— Папа никогда не ложится рано.

— Именно это месье Авигдор мне и сказал, но я решила, что это простая вежливость.

— Папа забыл о вежливости, как только вышел на пенсию.

— Так он нашел для меня адвоката? — с тревогой поинтересовалась Фов.

— Самого лучшего в Авиньоне. Он ждет тебя в доме моих родителей. Его зовут мэтр Жан Перрен. Они с папой вместе сражались в Сопротивлении.

— Твой отец был так добр ко мне.

— Ты ему очень нравишься. — Эрик в первый раз улыбнулся, и губы Фов тоже чуть дрогнули в улыбке.

Они снова замолчали, но эта тишина была уже не такой суровой и напряженной, какая царила между ними, пока они ждали чемодан Фов в аэропорту. Она была измучена, но день в Провансе в начале октября, оливковые деревья и высокие стройные кипарисы снова оказали на нее свое волшебное действие, и в крови Фов забурлило знакомое чисто плотское удовольствие от возвращения назад.

Впервые с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, Фов позволила себе вспомнить, как она любила эти места раньше. Эрик свернул со скоростной автострады, и через полчаса они остановились у дома Авигдоров в Вильнев-лез-Авиньон.

При виде адвоката Фов испытала разочарование и тревогу. Жану Перрену явно еще не исполнилось и сорока. Хрупкий, невысокого роста, он походил на мальчишку. Но, приглядевшись, она наткнулась на суровый взгляд его серых глаз, заставивший ее выпрямиться. Жан Перрен принадлежал к тем, кто видит все сразу и заставляет себя слушать.

Адриан Авигдор встретил Фов в домашнем пуловере и слаксах, а мэтр Перрен облачился в строгий синий костюм с красной розеткой ордена Почетного легиона в петлице. Но он все равно был похож на уличного мальчишку, одевшегося по торжественному случаю во все самое лучшее.

Бет Авигдор так тепло обняла Фов, словно та была ее любимой племянницей.

— Вы, должно быть, очень устали, моя дорогая Фов. Комната для гостей ждет вас. Не хотите ли прилечь на часок перед обедом?

— Нет, благодарю вас, мадам Авигдор. Я хотела бы немедленно переговорить с мэтром Перреном.

Фов и адвокат вышли на просторную террасу. Город расстилался внизу, вдалеке синела Рона, на дальнем ее берегу высились силуэты дворцов Авиньона, чьи шпили и башни напоминали гигантский корабль, плывущий по своенравной реке.

— Эрик говорил мне, что вы участвовали в Сопротивлении вместе с месье Авигдором, — заговорила Фов, когда они сели. Ее по-прежнему беспокоила очевидная молодость адвоката.

— Видите ли, я всегда терпеть не мог школу. Куда веселее было носиться по дорогам Прованса и играть в казаков-разбойников. Когда война закончилась, мне было тринадцать лет. Увы, меня успели снова загнать за парту, но я все-таки сумел стать вполне респектабельным гражданином, как вы можете заметить.

— Сколько же вам было лет, когда вы сбежали из школы?

— Десять. — Мэтр Перрен пожал плечами и улыбнулся. — Но ростом я был точно такой же, как сейчас. — Он улыбнулся снова, и Фов увидела перед собой того мальчишку-патриота, каким он был, и все недоверие к нему исчезло.

— Мэтр Перрен, вы можете мне помочь?

— Именно об этом я думал все время после звонка Адриана. На самом деле, мадемуазель, я работал с утра до вечера и должен вам сказать, что провел интереснейший день в моей жизни.

— Вы уже приступили к работе? Но мы даже не поговорили с вами.

— Суть вопроса сводится к наличию свидетелей, верно? Их я и искал. И с удовольствием сообщаю вам, что одного нашел.

— Одного свидетеля? — протестующе воскликнула Фов. — Чем он поможет, если выдвинуто обвинение в непристойном поведении? Когда моя мать встретила моего отца, ей было двадцать четыре года. Разумеется, до этой встречи она жила своей жизнью, ее никто бы не назвал монахиней… И теперь ее память оказалась в руках моей сводной сестры, которая с удовольствием вываляет ее имя в грязи.

Уверенность Фов в способностях Жана Перрена исчезла так же быстро, как и появилась. Как мог этот человек, снова показавшийся ей наивным и неопытным, не подумать о том, какие факты из биографии Тедди Люнель, разбившей сердца сотен мужчин, могут всплыть во время судебного разбирательства? Мелвин сказал ей: «Энное количество любовников», но он всегда был с нею очень тактичен.

Сколько имен вспомнят на суде? Кто из этих мужчин не захочет похвастаться своими отношениями с самой красивой женщиной в мире?

— Мадемуазель, простите меня, но какое отношение к делу имеет возраст вашей матери?

— Непосредственное, как мне это представляется, — рассеянно отозвалась Фов. Перрен по-прежнему ее не понимал.

— Вы не говорили с французскими адвокатами или нотариусами?

— Моя бабушка беседовала с французским консулом в Нью-Йорке, и я получила визу на следующий же день.

— А, дипломат… Что он может знать?! Дело в том, мадемуазель, что французский закон в этом вопросе невозможно трактовать двояко, он четок и ясен и не допускает никаких сомнений или злонамеренных спекуляций. Обвинение в непристойном поведений может распространяться только на тот период времени, когда ваши родители жили вместе и когда можно усомниться в том, кто именно является вашим отцом. Насколько мне удалось выяснить, ваши родители не расставались с момента их первой встречи до того дня, когда погибла ваша мать. В этом нет никаких сомнений.

Он отвернулся и не стал смотреть в лицо Фов. Просто неприлично видеть, когда у человека падает с души такой груз. Когда Жан Перрен услышал, что молодая женщина начала всхлипывать, он встал и ушел в дом.

— Что случилось? — спросила Бет Авигдор. — Мне пойти к ней?

— Не стоит, ей лучше немного побыть одной, — посоветовал мэтр Перрен.

Эрик не обратил на его слова внимания и вылетел на террасу, где, сжавшись в комочек в кресле, отчаянно плакала Фов. Рыдания сотрясали ее тело, и Эрик по-настоящему испугался. Он крепко обнял ее, шептал на ухо какие-то нежные глупости, баюкал, словно ребенка, пока у нее не кончились слезы. Наконец Фов подняла к нему распухшее, залитое слезами лицо и прошептала:

— Платок.

Эрик порылся в карманах, но ничего не нашел.

— Вытрись рукавом моей рубашки, — предложил он.

— Я не могу, — простонала Фов, — это же совершенно ужасно.

— Да брось ты, — рассмеялся Эрик и расстегнул манжету. — Представь, что это платок, и все будет в порядке!

Через полчаса умытая и причесанная Фов сидела в гостиной с семьей Авигдор, а мэтр Перрен рассказывал, как он провел день. Причем ему настолько хорошо удавалось сдерживать собственную гордость, что лишь Адриан догадывался, как он себя чувствует на самом деле. Глаза Жана сверкали точно так же, думал Авигдор-старший, когда он возвращался из своих вылазок во время войны. Он застенчиво-гордо выглядел и тогда, когда в одиночку пустил под откос немецкий состав с оружием.