Тереза Ревэй - Твоя К.

На столе из красного дерева стояли чашки с горячим шоколадом, кофейник и корзинка с рогаликами, лежали листы бумаги, на которых Наташа, склонив голову, с измазанными красками пальцами, что-то рисовала. Одетая в шелковую пижаму, Ксения сидела, перелистывая многочисленные газеты, которые Габриель просматривал каждое утро. В разделе «Политика» все — от правых до крайне левых — говорили только об Александре Стависком. Несколькими неделями ранее сатирический еженедельник «Le Canard enchainé» [41] «Связанная утка» ( фр .). вышел с заголовком «Ставиский покончил с собой, выстрелив в голову из револьвера». Труп мошенника обнаружила полиция в начале января в одном из шале в Шамониксе. В самоубийство никто не верил, но его смерть, оказавшаяся как нельзя кстати, несколько снизила накал страстей, которые перевернули весь политический мир.

В течение нескольких дней журналисты сыпали на страницы изданий имена влиятельных персон, связанных с покойным, — пестрой смесью, состоящей из радикальных депутатов, министров, журналистов и даже прокурора Прессада, который приходился шурином председателю парламента Камилю Шотаму. Перед разразившейся бурей Габриель согласился защищать своего коллегу Белькура, который был взят под стражу. Некоторые склонялись к тому, что Ставиский финансировал радикально-социалистическую партию и что эти люди больше не могут управлять страной. Членов правительства называли не иначе как мошенниками, тем более что радикал Шотам отказался сотрудничать с комиссией по проведению расследования.

«В который раз источник бури оказался с русскими корнями», — недовольно хмурясь, думала Ксения. Легкая тоска действовала ей на нервы вот уже несколько дней. Манифестации усиливались. В темное время суток, после завершения рабочего дня, недовольные собирались на улицах вокруг Депутатской площади. Роялисты срывали доски скамеек и решетки, чтобы обороняться от полицейских. С пением «Интернационала» коммунисты митинговали возле городской ратуши. Столкновения с силами охраны правопорядка становились все более серьезными. В глаза лошадям кавалеристов республиканской гвардии, которые пытались разогнать толпу, швыряли песок, трамвайное движение было остановлено из-за спешно возведенных баррикад. Количество раненых и арестованных не поддавалось счету.

Все это вызывало у Ксении нехорошие воспоминания. Русский Петроград тоже когда-то узнал власть толпы — эту опасность, которая натравливает одну часть народа на другую, распаляет воображение, баламутит рассудок, дарит слабым ощущение власти, а более ловким — возможность свергнуть режим и восстановить свою диктатуру.

Борясь с нервозностью, Ксения налила себе кофе. Когда она поделилась своими страхами с Габриелем, он отмел их взмахом руки. «Это не Парижская коммуна», — отговорился он. В первый раз супруг разговаривал с ней подобным тоном, и эта легкость злила ее. Что это было с его стороны? Неудачная манера успокоить? Неужели он принимал ее за дурочку, которая заботилась только о том, сможет ли днем сбежать к портнихе, а вечером пойти в ресторан?

Ксения раздраженно сложила газеты. Ей казалось, что она вышла из какого-то ступора, в который ее вовлекло замужество. Как-то, проходя возле гостиницы «Лютеция», она приняла взрывы петард за выстрелы. Эти звуки вызвали у Ксении целую цепь ассоциаций с прошлым. По счастью, она давно уже не была молодой беззаботной девушкой. Она стала опытной и бдительной женщиной.

Ножом для разрезания бумаги Ксения стала вскрывать конверты с корреспонденцией. Приглашения в театр, на обеды или вернисажи. Даже теперь, когда она больше не работала манекенщицей, ее аура не померкла. Она сразу вспомнила Мана Рэя, элегантного барона Георга Хойнингена и его молодого протеже Альмана Хорста. Ей случалось позировать то одному, то другому из этих мэтров, которые с легкостью отыскивали в ее облике неповторимый парижский шик, элегантность, таинственную утонченность — все то, что воплощали в себе ее черты.

На пригласительной открытке была изображена фотография играющей в мяч на пляже Джульетты, супруги Жана Мараля, запечатленной со спины «роллейфлексом» ее мужа, который сумел схватить всю жизненность этого пышущего энергией тела. Фраза, написанная самим Жаном Маралем, заставила ее усмехнуться: «Приходите, без вас никак». Этот несравненно обаятельный фотограф мотался от Берлина до Нью-Йорка, создавая шедевры, которые излучали удивительно притягательную силу. Ксения познакомилась с ним на выставке в галерее «Золотое перо». Она оценила спонтанность его портретов в сжатых рамках. На этот раз речь шла о международной выставке ню, которая открывалась в галерее, расположенной на улице Риволи, во вторник 6 февраля 1934 года в семнадцать часов.

— Я опаздываю! — крикнул Кирилл, влетая в комнату с растрепанными волосами.

На нем были широкие штаны и твидовая куртка без подкладки с поднятым темным воротником. В то утро он выбрал красные носки. Небрежная элегантность взрослеющего брата всегда восхищала Ксению. Кирилл Федорович Осолин имел вполне определившийся вкус, который обеспечивал ему внимание поклонниц. Его гибкое тело, солнечный взрыв в ясных серых глазах превратили маленького мальчика в очаровательного юношу В своем брате Ксения видела природную красоту рода Осолиных, который в свое время так блистал при императорском дворе.

Быстрым движением Кирилл схватил последний рогалик, оставшийся в корзинке, надкусил его, налил горячего шоколада, который выпил стоя.

— Ты будешь наказан, дядя Кирилл! — крикнула Наташа, сделав круглые глаза.

Маленькая девочка безгранично обожала своего дядю, так как он рассказывал ей бесконечные военные истории, в которых всегда участвовали русские полки. Ксения не беспокоилась, что ее дочь не будет знать историю России. Очень скоро она узнает даже больше, чем ее мать. Великодушно потрепав по голове племянницу, Кирилл, как ветер, выпорхнул из комнаты, и всем сразу стало грустно.

Несколько дней спустя Ксения уверенно шла по улице Риволи. На афишных тумбах висели плакаты, призывающие принять участие в митинге. На перекрестке возле памятника Жанне д’Арк полицейский в белых перчатках пытался навести порядок среди возбужденных водителей. Видно было, что он не очень спешил разгрузить проезжую часть. Назначение на должность префекта полиции жесткого корсиканца Жана Шиаппа, пользующегося популярностью среди левых, но яростно обличаемого правыми, только подлило масла в огонь. Даже назначения председателем парламента Эдуарда Даладье с его репутацией солидного человека, который может вытянуть Францию из пропасти, было недостаточно, чтобы уменьшить народное возмущение.