Тереза Ревэй - Твоя К.

— У меня не получается сделать все, что он требует, — всхлипнула она. — Я пытаюсь, но ничего не выходит. Я не такая упорная, как ты. Николай постоянно сравнивает меня с тобой. Я делаю все, чтобы походить на тебя, но это невозможно…

«Если этот мерзавец когда-нибудь попадет мне в руки, я его убью», — холодно подумала Ксения. Пальцем она приподняла подбородок Маши, чтобы поглядеть ей в глаза.

— Ты не должна быть на меня похожей, дорогая. По счастью, ты более мягкая. Хвала Господу, что ты не унаследовала мой собачий характер. Да этот Николай Александрович и двух минут не выдержал бы, будь он моим мужем. Не знаю, кто из нас кого задушил бы. Возможно, я, — добавила она с облегчением, потому что Маше удалось улыбнуться. — Теперь все кончено. Ты должна переехать ко мне, чтобы я смогла за тобой ухаживать.

— Нет! — возразила сестра, широко открыв испуганные голубые глаза. — Николай рассердится, если меня не будет дома, когда он вернется.

— Послушай меня, Маша, потому что дважды я повторять не буду. Этот мужчина не имеет права тебя бить. Никакое извинение или объяснение не принимается. Он совершил проступок, который я не намерена терпеть. А ты тем более.

— Но я люблю его, — воскликнула Маша сквозь слезы.

— Я знаю, ты не в первый раз мне это говоришь. Но я не могу принимать это во внимание в подобных обстоятельствах. Сейчас я соберу твои вещи. Поживешь некоторое время у меня, потом посмотрим.

«Потом ты потребуешь развода, — подумала Ксения, — а я заставлю этого мерзавца понять, что не в его интересах связываться с Осолиными». Она ни секунды не сомневалась, что ее старый друг, двухметровый Юрий, только обрадуется случаю серьезно потолковать с этим ничтожеством.

Сара резко поднялась на кровати. Она не понимала, что происходит. Со сжимающимся от волнения сердцем она слушала, как в ее висках пульсирует кровь. Может, ей приснился кошмар? Или заплакали во сне дети? Дрожащей рукой она попыталась нащупать выключатель ночной лампы, но только разбила стакан с водой.

— Что происходит? — сонно спросил Виктор.

— Не знаю, — ответила она, включив наконец свет. — Что-то меня разбудило. Пойду посмотрю, как там дети.

Виктор пробормотал что-то неразборчивое и перевернулся на другой бок. Настенные часы показывали пять. Сара поднялась и съежилась от холода. Когда она накинула халат, какой-то треск заставил их обоих вздрогнуть. Виктор, в свою очередь, тоже соскочил с кровати. Сара открыла двери и поспешила в коридор, услышав голоса и стук во входную дверь.

— Иди к детям! — крикнул Виктор, спускаясь по лестнице.

— Будь осторожен, — попросила она.

В комнате для девочек она зажгла лампу, подбежала к кровати, на которой спала маленькая Далия, и взяла ее на руки.

— Лили, просыпайся, дорогая, — сказала она восьмилетней дочери, которая продолжала спать, подложив под голову кулак.

Сара потрясла ее за плечо, сердце сжималось от ужаса. Было страшно вот так будить детей, вытягивать их из постелей в неурочный час ноябрьской ночи.

— Что случилось, мама? — спросил появившийся на пороге Феликс, потирая глаза.

Ее двенадцатилетний сын был точной копией отца. У него был такой же интеллигентный лоб и такой же спокойный взгляд под шапкой темных волос.

— Помоги мне одеть твоих сестер, — приказала Сара. — Я не хочу, чтобы они простудились.

Она испуганно думала о том, что сейчас может происходить на первом этаже. Как только она услышала грохот в двери, то сразу подумала о гестапо. Все знали об ужасных историях, когда люди Гиммлера неожиданно появлялись, чтобы арестовать невиновных людей. «Раньше надо было бежать, — подумала она. — Теперь сама виновата».

Она мельком вспомнила о бумагах, которые лежали на столе библиотеки. В течение нескольких месяцев ей удалось собрать более двух десятков документов, которые требовала от нее и Виктора администрация, чтобы разрешить им покинуть страну. Было очень трудно получить визы принимающей страны и разрешение на выезд из Германии, и надо было точно знать, кому следует дать взятку. Последнее открытие больше всего шокировало Сару, она и не представляла, насколько гангрена коррупции поразила все сферы жизни немецкого общества.

Несмотря на то что ей было очень страшно, Сара не имела права поддаваться панике. Ее мозг ясно анализировал происходящее. Боясь самого худшего, она старалась отбросить все мелочи, чтобы сосредоточиться на главном. Прежде всего она должна позаботиться о детях и матери, которая жила в другом крыле дома.

— Быстрее, быстрее, — повторяла Сара, пока Лили хныкала, потому что брат дернул ее за волосы, заставляя надеть сандалии.

— Это гестапо? — спросил Феликс слабым голосом.

— Не знаю. Твой отец это выясняет. А теперь все за мной.

Она снова вышла в коридор, взяв Далию на руки. Феликс и Лили следовали за ней. По служебной лестнице они спустились вниз. Еще несколько месяцев назад Сара с Феликсом решили, как можно незаметно покинуть дом в случае крайней необходимости. Виктор убеждал, что лучше всего запереться на чердаке, дубовая дверь которого была очень крепкой, но Сара отвергла этот вариант. Нельзя было с детьми становиться пленниками в собственном доме. Мысль, что можно закрыться на последнем этаже, не имея путей к бегству, вызывала у нее приступы клаустрофобии.

Оказавшись в прачечной, она, прижимая к себе детей, прислонилась к стене и прислушалась. Холод кафельного пола поднимался по ее голым ногам, а темнота придавала звукам ужасную силу.

Они молча слушали вопли вандалов, звон разбитого стекла, ужасающий треск. Можно было подумать, что в доме разразилась буря. Несколько месяцев назад нацисты приказали, чтобы с окон частных домов сняли решетки. Им нужен был легкий доступ в жилища людей. С тех пор Сара жила с чувством опасности, которое оправдалось в эту зловещую ночь. Лили хныкала. Свободной рукой Сара гладила ей волосы. Она все еще размышляла, стоит ли бежать в хижину садовника, которая стояла за деревьями, но тут ужасный грохот заставил задрожать стены дома. Нет, она не могла рисковать встретиться с этими варварами. Вряд ли они будут искать ее по всему саду. Сара сняла висящий на веревочке ключ и открыла двери черного хода.

— Идите за мной, — велела она детям.

Они пересекли лужайку бегом, стараясь прятаться за деревьями, чтобы их не увидели. Вбежав в хижину, Сара спрятала детей за тачку и лопаты, дала Далию Феликсу, приказав не двигаться. Они послушались без возражений. В их глазах читался страх. Трехлетняя Далия изо всех сил сжимала шею брата. Сара подошла к маленькому квадратному окошечку, рукавом халата вытерла пыль с паутиной. Листья с деревьев уже опали, и она видела часть дома. Окна первого этажа были освещены, а входная дверь широко открыта. Два черных автомобиля стояли на парковочной площадке. В окнах зимнего сада и библиотеки беспорядочно мелькали тени. Люди переворачивали столы, бросали на пол книги, железными прутьями крушили мебель. Кто-то поднял и вышвырнул в окно кресло, и оно с треском разбилось. Напольные часы ее деда валялись на полу. Это было методичное и жестокое разрушение, от которого останавливалось сердце. Резко щелкали ставни на втором этаже, из окон летел пух распоротых подушек, матрацев и перин, похожий на снег. Шокированная Сара вспоминала, что еще несколько минут назад ее дети, муж и она сама мирно спали на этих кроватях.