Элизабет Эштон - Парад павлинов

Леон нахмурился.

— Вы это придумали после того, как встретили нас? — недоверчиво спросил он.

— Нет-нет! Я всегда мечтала об этом. Я уже обращалась в салон месье Себастьена, но мне сказали, что у вас нет вакансий.

— Я полагаю, вы мечтали стать манекенщицей? — Леон строго посмотрел на девушку. Он прекрасно знал, как много молодых девушек стремятся стать манекенщицами, совершенно не представляя трудностей этой профессии.

Чармиан подняла голову, и ее открытый искренний взгляд встретился с его, недоверчивым и внимательным.

— Сознаюсь, больше всего на свете я хотела бы стать манекенщицей, — сказала она, — но я не так глупа, чтобы думать, будто ими становятся за один день. Я согласна хоть полы мыть, лишь бы в доме моделей. Мне достаточно уже того, что я буду работать там.

— Гм… какая целеустремленность!

— А знаешь, Леон, ведь она говорит искренне, — сказала Рене.

— Наш штат уборщиц тоже укомплектован, — серьезно произнес Леон, — они работают у нас по многу лет. К тому же, — он посмотрел на тонкие белые пальчики Чармиан, — я плохо представляю вас с тряпкой и шваброй.

Рене пробормотала что-то о пылесосах, но ее собеседники не обратили на это внимания. Чармиан понимала, что все ее будущее зависит от того, сможет ли она убедить Леона в своей искренности, причем прямо сейчас — ведь другой возможности у нее не будет.

— Я могу выполнять ту работу, которую делает Жермена, — робко предложил она.

— У нас и без вас слишком много бесполезных работников, вроде Жермены Пулар, — сухо заметил Леон. — Она надеется выбиться в продавщицы, но у нее ничего не получится.

Вдруг Рене сказала без всякой связи с предыдущим разговором:

— Ты заметил, Леон, что у нас с Чармиан волосы почти одинакового цвета?

Мягкий свет падал на две золотистые головки. Волосы Чармиан были лишь чуть темнее, чем у Рене, и в них был более выражен рыжеватый оттенок. Мадам Себастьен с мольбой посмотрела на мужа; его лицо сразу смягчилось, он быстро сказал ей по-французски:

— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал для этой девушки, да?

Мадам Себастьен кивнула и ответила тоже по-французски:

— Она моя соотечественница и оказалась в трудном положении. Я уверена, что она говорит искренне. Она будет хорошо работать.

Чармиан уловила из сказанного всего несколько слов, но она внимательно следила за выражением лиц собеседников. Мсье Леон смотрел на жену с обожанием, да и во взгляде Рене читалась нежность к мужу. У Чармиан перехватило дыхание. Появится ли когда-нибудь и в ее жизни мужчина, который будет так же смотреть на нее? Девушка чувствовала, что этих двоих связывала не обычная супружеская привязанность; она видела воплощение настоящей глубокой любви. Но для нее самой это чувство оставалось пока тайной за семью печатями. Чармиан отвернулась, понимая, что случайно увидела такое, что не предназначено для посторонних глаз. Зато она узнала, какие отношения могут связывать влюбленных.

Голос Леона прервал ее размышления:

— Хорошо, мадемуазель. Снимите пальто и пройдитесь по комнате.

Рене тут же отодвинула кресло, освобождая место. Чармиан робко встала, борясь со смущением. Она сняла серебристое пальто, выпрямила спину и прошлась по комнате, повторяя движения манекенщиц мсье Себастьена. У стены она повернулась, ощущая на себе скептический взгляд Леона. Стараясь держаться естественно, она вернулась к своему месту и села, робко глянув на строгого судью. Его лицо было абсолютно непроницаемым.

— Благодарю вас, мадемуазель, — вежливо сказал он.

Чармиан приуныла. Совершенно неопытная и неподготовленная, она невесть с чего вдруг вообразила, что Леон сразу примет ее на работу. Наверное, она выглядела глупо и смешно, пытаясь имитировать походку опытных манекенщиц. Чармиан уже пожалела, что рассказала кутюрье о своем заветном желании.

— Вы, конечно, понимаете, — осторожно начал Леон, — что работать у меня нелегко. Я требую полной отдачи — тела, сердца и души… особенно души. — Не ирония ли притаилась в его бархатных глазах? — Вы должны быть в моем распоряжении в любое время дня, а во время демонстраций — и до глубокой ночи. Кстати, когда вдохновение мне изменяет, я имею обыкновение отыгрываться за счет манекенщиц. Порой я бываю абсолютно невыносим.

— Это уж точно! — засмеялась Рене. — Мне это известно лучше других. — Она взглянула на Чармиан. — Когда-то я работала у Леона, но, как видите, выжила.

— От нее не было никакого толку, — сказал Леон. — Мне пришлось жениться на ней, чтобы не мешала.

— Он так шутит, не слушайте его, — предупредила Рене.

Чармиан вспомнила, что два или три года назад модные журналы сообщали, что на парижском небосклоне появилась новая звезда — манекенщица по имени Рене. Но вскоре эта звезда исчезла. Теперь Чармиан знала, почему.

— Шутки шутками, но всем нам пора идти спать, если мы хотим хоть немного отдохнуть, — заявил хозяин дома. — Рене, что ты намерена делать с этой девочкой?

— У нас же есть комната для гостей, — напомнила ему жена. — Пойдемте, Чармиан, я дам вам все, что нужно. Вы, наверное, вконец измотались.

— Спасибо, — пробормотала Чармиан.

Мэтр был слишком добр, чтобы прямо сказать ей, что она ни на что не годится, он просто ушел от этого разговора.

— Спокойной ночи, — сказала Чармиан Леону.

Он просиял в ответ своей очаровательной улыбкой.

— Доброй ночи, мадемуазель. Приятных вам сновидений. Увидимся утром.

— Завтра утром вели этой девице принести вещи Чармиан, — сказала ему Рене. — Когда вы уезжаете, Чармиан?

— После обеда.

— Отлично. Значит, успеете выспаться, — заметила Рене, выходя из комнаты. Чармиан последовала за ней. Девушка была благодарна за ночлег, но… с Парижем все равно придется проститься. Она даже не сможет рассказать девушкам в универмаге о встрече со знаменитым кутюрье — они все равно не поверят, а в семье Чармиан никто не интересовался высокой модой. А что касается ужина с Алексом, то все наверняка подумают, что она выдумала эту романтическую историю. Хотя у нее было доказательство — платье. Чармиан вдруг поняла, как трудно будет объяснить матери происхождение этого роскошного наряда. Пожалуй, все-таки лучше оставить его в Париже.

События необычного дня калейдоскопом проносились в голове Чармиан, когда она, наконец, улеглась на кровать с типично английским пружинным матрасом. Но все эти картины затмевало смуглое красивое лицо Алекса. Даже сейчас она чувствовала притягательную силу этого человека. Перед этим меркло даже разочарование от того, что ей не удалось произвести впечатление на мсье Леона. Александрос Димитриу, богатый грек… и его поистине королевский подарок. Чармиан знала, что больше никогда не встретится с ним, но забыть его не удастся. Она вспоминала каждое слово, что он сказал ей, каждую черточку его лица.