Генрих Шумахер - Последняя любовь лорда Нельсона

Орудия «Агамемнона» прогремели салют королю. Откликнулись корабли в гавани, арсенал, цитадели, форты. Поднялись облачка дыма, повисли над заливом, заволокли голубизну неба. И тогда вступили благочестивые голоса церквей Санта-Мария дель Кармине, Санта-Анна дель Ломбарди, Сан-Доменико Маджиоре, собора Святого Януария…

Весь Неаполь объединился в тысячеголосый хор; от его благостного призыва, казалось, дрожала земля.

Странное волнение овладело Эммой. Крик толпы, гром пушек, плывущий в воздухе звон колоколов проникали в нее, сотрясали дрожью ее тело, вызывали слезы на глазах. Действовали на нее опьяняюще.

Она видела Нельсона в инвалидном кресле, там он лежал, не в силах шевельнуться. И тогда она горячо ему сочувствовала. Теперь же…

Ах, почему она женщина! Все триумфы красоты, все очарование искусств, все успехи политики — что они по сравнению с этим гимном военной славы, заполнившим небо и землю. Как прекрасно быть мужчиной, воином! Быть победителем, перед которым падает ниц человечество!

Теперь она завидовала ему…

Через час мистер Кларк принес ей записку от сэра Уильяма:

«Дорогая Эмма!

Тулон завоеван, французский флот захвачен. Подробности потом устно!

„Агамемнон“ останется тут на какое-то время, так как он должен доставить в Тулон неаполитанские войска для защиты города от нападения якобинцев, предводительствуемых Робеспьером и неким Бонапартом. Поэтому я пригласил мистера Нельсона жить у нас.

Сейчас мы на заседании государственного совета в замке. Как это ни странно, Носач, вопреки своему обыкновению, не спит; Мария-Каролина сияет. Оба в восторге от маленького капитана, в котором, право, если судить по взгляду и голосу, таится, кажется, нечто адмиральское. Он вручил мне рекомендательное письмо от принца Вильгельма, и королева намекнула мне тоже, что она хотела бы иметь его поблизости, на суше. Итак, я решил взять этого человека под свое покровительство. Отсюда и приглашение.

Отведи ему комнаты, которые мы отделали для принца. Толковый моряк с перспективным будущим в конце концов не менее ценен, чем распутный принц, промотавший свое прошлое, который к тому же сообщает о приезде, ввергает бедного посла в расходы, а потом еще и не является.

Мистер Нельсон хоть и не знаком с тобой, но шлет тебе привет. Он несколько неловок, не Адонис, но, впрочем, производит вполне приличное впечатление. Со стороны матери он в родстве с Уолполом. С М.-К., которая во всю делает ему авансы, он до смешного робок. Вряд ли он опытный ловелас.

Итак, приготовь все; я привезу его прямо из государственного совета. М.-К. передает тебе привет и надеется увидеть тебя завтра, а сегодня, как она говорит, тебе нужно выполнить по отношению к гостю свои обязанности хозяйки и быть с ним самой красивой и любезной.

Собственные мои пожелания совпадают с этими.

Целую твои руки и надеюсь еще сегодня передать им «сказку».

В спешке

твой

Уильям Гамильтон»

Она встретила Нельсона в греческой комнате, которая была достойным обрамлением ее красоты. Здесь она сама казалась порождением древней Эллады.

Увидев ее, он широко раскрыл глаза. В них отразилось удивление и восхищение и еще что-то, похожее на страх. Смущенно запинаясь, он просил извинить его за то, что он осмелился воспользоваться ее гостеприимством.

Она улыбнулась несколько иронически — она уже привыкла к молчаливому восхищению мужчин. Но то, что и Нельсон отдал дань ее красоте, было ей в глубине души неприятно. Почему он не был таким, каким она себе его представляла — совсем иным, чем другие?

Небрежным жестом она пригласила его сесть, ответила ему холодно. И невольно взяла тон салонной беседы, которая всегда была ей столь ненавистна.

— Приносящий добрые вести не нуждается в извинениях, мистер капитан. А тем более, когда он сам их виновник. Жаль только, что мы не могли предусмотреть ваше прибытие, чтобы наломать в наших садах веток лавра на полагающийся победителю Тулона венок!

— Победителю? — он уже почти уселся, но тут опять вскочил. Темная краска залила его лицо; голос звучал раздраженно. — Миледи простит меня, но я не знаю, кого она имеет в виду, говоря о победителе!

Сэр Уильям, смеясь, усадил его обратно в кресло.

— Недоразумение, мой дорогой капитан! Моя жена не думала чем-то обидеть вас! Ей ведь еще не известны подробности захвата Тулона! Позвольте мне на мгновение принять на себя роль посредника и направить к этой красивой стройной шхуне корабль разъяснений. Вы увидите, что она настроена не так уж враждебно и на почетных условиях готова даже спустить флаг.

И он рассказал Эмме то, что доложил государственному совету о захвате Тулона Нельсон. Истребление умеренных жирондистов Конвентом под предводительством Дантона и Робеспьера вызвало там мятеж. Когда же якобинцы, грабя и убивая, стали приближаться и возникла угроза городу, граждане Тулона вступили в переговоры с державшей блокаду объединенной эскадрой англичан и испанцев. Двадцать восьмого августа они передали город и блокированный в гавани флот лорду Худу и адмиралу Лангара.

— Франция потеряла пятьдесят восемь кораблей, — с триумфом закончил свой рассказ сэр Уильям. — Успех, который избавил нас от двух-трех кровавых сражений! Вы не согласны с этим, капитан?

Нельсон сдвинул брови.

— Потеряла? Разве Франция их потеряла? Они еще на воде, и Франция может еще отвоевать их. А ее удача — неудача Англии. По моему мнению, которое я и отстаивал в военном совете, их нужно было бы сразу сжечь. Но Лангара возражал!

Сэр Уильям кивнул:

— С позиции испанца. Если Франция исчезнет с моря, то Испания окажется бессильной перед Англией.

Глаза Нельсона засверкали:

— Но зачем Худ поддержал его? Тот, кто принимает чужую точку зрения, никогда не победит своих врагов. Захватить их и уничтожить — единственный возможный путь для Англии!

Сэр Уильям кивнул опять, полусоглашаясь с ним, полусочувствуя.

— Вы еще молоды, мой дорогой капитан; ваши мысли и чувства — это мысли и чувства воина! — сказал он назидательно. — Но государственный деятель не может открыто пренебрегать общественным мнением, он всегда должен сохранять видимость соблюдения закона. Знаете, как поступил бы я на месте Худа? Я бы взял пятьдесят восемь кораблей на хранение, только на хранение. И притом — для Людовика XVII. Ведь за него, как за сына и наследника Людовика XVI, мы ведем официально войну с республикой. И тогда право было бы на нашей стороне. Конечно, мы должны были бы вернуть ему корабли, как только он взойдет на трон. Но в конце концов мы и тогда нашли бы законное право уклониться от такой передачи. «Захватить и уничтожить!» — говорите вы как солдат; «Захватить и сохранить!» — говорю я как государственный деятель. И я думаю, что мой принцип имел бы кое-какие преимущества для старой Англии. Будем надеяться, что Худ не поторопился и оттянет окончательное решение до тех пор, пока не получит указания из Лондона.