Джойс Элберт - Безумные дамочки

Когда через несколько минут пришла Беверли, на ней, кроме подпоясанной шубы из русских соболей, ничего не было.

— Я принесла пирог, — сказала она, вручая его Фингерхуду. — С кокосами.

Нежно поцеловав Йена в щеку, Беверли вручила ему шубу, чтобы он повесил ее. Потрясенные женской наготой, все молчали.

— Она без чулок, — наконец вымолвила Лу.

Беверли повернулась на нетвердых ногах и обратилась ко всем:

— Так что вы об этом думаете?

— По мне, так ты хороша, — ответил Джек. — Готов по первой просьбе.

— А, я тебя помню, — сказала Беверли, ткнув в него пальцем. — Ты тот летчик, который обрюхатил Аниту. Симона мне все рассказала, паршивец.

— Нет! — покраснела Симона. — Невероятно. Это ложь.

Беверли ухмыльнулась.

— Не отрицай, дорогая. Все знают, какая ты сплетница, но все равно мы тебя любим.

— Я ее не люблю, — сказала удрученная Анита. — Я бы ее сейчас задушила.

— Беверли, я думаю, тебе следует одеться, — предложил Йен, все еще держа в руках соболиную шубу.

— Господи, мы же уже обсуждали это в «Граунд Фло», и я повторяю, мой милый Йен. Я не собираюсь одеваться. Зачем? Я горжусь своим телом.

— Ты пьяна.

— Я пьяна и я горжусь своим телом.

Анита с завистью оглядела Беверли. Грудь у нее была большая, как и боялась Анита, хорошо понимая, чем гордится Беверли. Она бы тоже гордилась, если бы у нее было такое тело. Ее немного успокоили следы изможденности на лице Беверли из-за алкоголя. Кожа начала терять эластичность. Почему на лице, а не на груди, пожалела Анита. Это нечестно.

Джек Бейли заинтересовался Беверли не меньше Аниты.

— Только дайте знак, — сказал он, — и я у вас.

— На твоем месте я бы остановился, — заметил Йен, подходя к Джеку. — Или, как говорят в этой стране, сумел бы это сделать. Вам напрасно кажется, что миссис Нортроп своей наготой предлагает себя.

— Здорово выразился, — сказал Стив Омаха.

— А я себя предлагаю, — проговорила Беверли, сев вплотную к Джеку Бейли.

— Ты преуспела, милая! — воскликнул он.

— Ты не поверишь, что я уважаемая замужняя мать двоих детей, правда?

— Если ты так говоришь…

— Это правда. Спроси любого здесь. — Она взглянула на Лу. — Практически любого.

— Беверли! — сказал потрясенный Йен.

— Успокойся, Йен. Сцапаешь ты свое наследство. — Она прижалась к Джеку, и ее тяжелая грудь исчезла в его пиджаке от Кардена. — Вы, летчики, известны своей силой.

— Мы стараемся, мэм.

— Но не всегда преуспеваете, — сказала Анита, — и если хотите доказательств, то девчушка перед вами.

Беверли мягко и презрительно улыбнулась ей.

— Тогда подрасти, малышка.

— Ужин подан, — объявил Фингерхуд, но никто не шелохнулся. Все смотрели, как Джек взял в рот правую грудь Беверли. — Я так понимаю, что не до ужина. — Глаза Фингерхуда были прикованы к Беверли и Джеку. — Но он все равно подан.

— Да, нам надо поесть, — без энтузиазма сказала Анита, думая, что Беверли может стать очередной пассией Джека. Она уже ревновала.

— Ты ревнуешь, — тут же отметила Симона. — Тебе Джек больше не нужен. Ты же сама так говоришь.

— Но это не значит, что его получит Беверли.

— Жадная свинья.

— Пожалуйста, не произноси этого слова. Ты же знаешь, как я не люблю вспоминать, что мой отец продавал свинину. Тем более не тебе говорить о ревности. Как ты себя чувствовала, когда Беверли и Роберт трахались на полу? Ты пошла домой и перерезала себе вены.

— Верно, но у меня тогда не было другого мужчины. А у тебя есть Роберт.

Анита вспомнила сон, который приснился ей сегодня ночью.

— Я бы убила Гитлера. Если бы не он, мои родители не были бы жуткими антисемитами.

— Все антисемиты, — весело сказала Симона. — Особенно евреи. Они хуже всех.

— Меня волнуют не все. Меня волнуют собственные родители. Ты не знаешь моего отца. Он до сих пор поет под душем «Германия превыше всего».

— Может, у него будет инфаркт, и он быстро умрет, как бедный мистер Сверн, и тебе нечего будет переживать.

— Твои решения запутанных проблем всегда меня восхищали. Просто гений. Это точно.

— Не буду спорить, — согласилась Симона, закатив глаза, как она сделала в случае с Чу-Чу сегодня утром. — Так всегда с учеными идиотами.

Джек и Беверли наконец оторвались друг от друга и присоединились к остальным. Над столом висела большая картина, где люди в вечерних костюмах сидели за столом и смотрели на дворецкого.

Симона толкнула сидящего рядом Стива.

— Смотри, они не на лошадях.

— Хочешь еще раз получить в нос?

— Нет, сэр, — весело отсалютовала она.

Фингерхуд зажег высокие черные свечи в центре стола и принес три бутылки шампанского и краба в листьях салата. Краб был щедро нарезан большими кусками.

— Мамочка Фингерхуд куховарит, — сказала Симона. — Обалдеть можно.

Джек и Беверли бешено обнимались, а все делали вид, что ничего не видят, хотя постоянно украдкой смотрели на них.

— Пошли в спальню, — театрально прошептала Беверли Джеку на ухо.

— Роджер. Пошли.

— Ты этого не сделаешь, — твердо сказал Йен.

Беверли и Джек не обратили на него ни малейшего внимания.

— Мы скоро вернемся, ребята, — сказал Джек, когда они в обнимку выходили из комнаты. — Приятного аппетита.

Анита пришла в ярость.

— Роберт, ты хозяин. А сидишь и позволяешь эти… эти… эти аморальные поступки в своей квартире? В твоей постели?

Фингерхуд тоже взвился.

— А чего ты от меня хочешь? Чтобы я предложил им трахаться в ванне?

— Ты должен предложить им уйти.

— Почему? Они никому не мешают.

— Нет, мешают. Они мне мешают. — Анита оглядела сидевших за столом в поисках сочувствия, но никого, кроме Йена, не заинтересовала ее гневная тирада. — Это позор! Они не имеют права так себя вести при нас. Это гнусно!

— Они так себя ведут не при нас, — заметила Лу. — Они уединились в спальне.

— Ты такая же дегенератка, как они!

— Заткнись, — сказал Стив. — Ешь краба.

— Ненавижу крабов. — Анита взглянула на Роберта. — Ты специально его приготовил? Чтобы напомнить о том, чем заразил меня летом?

— Я не виноват. Меня заразила Беверли.

Симона и Анита обменялись победными взглядами.

— Вот ты и признался. Интересно, а где их получила мисс Большие Сиськи?

Лу подняла глаза.

— Она получила их от Питера, а он от Тони Эллиота, а тот заразился от военных моряков. Теперь вы довольны?

— Тони не был с нами в Атлантиде, — задумчиво сказала Симона. — А моряки были. «От холмов Монтесумы до побережья Триполи». Эта песня — символическое обозначение того, что они жили в таких колониях Атлантиды, как Африка и Мексика. Самой большой колонией Атлантиды был Древний Египет. Не думаю, что вы мне поверите, но это так.

Все помолчали пару минут, а затем Йен сказал: