Джойс Элберт - Безумные дамочки

Беверли и Стив вышли из комнаты.

— Не понимаю, зачем им уединяться? — спросила Лу. — Как будто они не среди друзей.

Обруганная Анита с сожалением поставила хлыст на место и вместе с Симоной села за стол.

— Ты настоящая сучка, — сказала Симона Аните. — Я раньше даже не подозревала, какая же ты сучка. Еще секунда, и я бы не выдержала.

— Беверли уволакивает всех твоих мужчин, да? Сначала Роберт, теперь Стив.

— Ненадолго. Он сделал это, чтобы отомстить мне за мастерскую. Надеюсь, он не кончит.

— Задержанная эякуация, — сказал Фингерхуд.

Слезы потекли по лицу Йена.

— Я люблю эту девушку. Не понимаю, как она могла так обойтись со мной.

— Ты любишь не Беверли, — сказала Анита. — Ты любишь запах ее денег. Кого мы обманываем?

— Нет, я люблю ее.

— Я бы хотел очутиться в десяти километрах над Барселоной, — отрешенно улыбнулся Джек. — Я сейчас летаю на «Боинге-707» номер шесть тысяч семьсот сорок восемь… Мой друг пару лет назад на таком разбился. Анита, ты помнишь Счастливчика Гонсалеса?

— Я была с ним в предпоследнем полете. Славный парень.

— Но поганый пилот. Латиноамериканцы не любят точности. Никогда с ними не летайте, ребята. Ни от кого нельзя зависеть. Это мой девиз. В Англии самые лучшие аэропорты.

— Спасибо, — вытер глаза Йен.

Анита теперь сняла и юбку.

— Господи, — сказала Лу, — она носит пояс-трусы. Не могу поверить.

— Легко сидеть с зелеными грудями и умничать. Ты не летаешь три-четыре дня в неделю. И не знаешь, как тебя все время пучит. Кстати, твое золотое платье не покрасилось в зеленый цвет?

— Нет, это несмываемый грим.

— Где ты его купила? Как он называется?

— «Тужур Авокадо». Купила в моем салоне. Его бешено раскупают. Можно использовать и вместо теней.

— Как интересно. — Анита смотрела на свой живот. — Все проходит. Джек, скоро ВВС закончат свои исследования?

— Они работают. Результаты скоро будут. Счастливчик знал одного из их шишек в этом деле.

— Бедный Счастливчик. Мне его недостает. Он всегда щекотал меня, когда я приносила ему кофе.

— Конечно. Наверное, потому и разбился. Если бы он смотрел в окно, как должен бы, а не совал пальцы в задницы стюардессам, то мог бы сегодня быть с нами.

— Ты отвратителен, Джек.

— А я всегда это говорила, — заметила Симона. — Но ты его всегда защищала. Теперь ты видишь, каков он. Зверь. Я ни за что не буду летать рейсами вашей сумасшедшей авиакомпании.

— Не ругайтесь, не ругайтесь, — сказал Фингерхуд.

Анита с удовольствием обозревала рубцы на теле Симоны.

— А мы тебя не хотим видеть. Ты, наверное, одна из тех, кого рвет все время.

— Нет.

— И даже не в специальный пакет.

— Не понимаю, почему ты обзываешь Джека, — ответила Симона, — если сама такая же?

— Я же сказал, не надо ссориться.

— Заткнись, Роберт, — огрызнулась Анита, — ты же знаешь, мы с Симоной обожаем ругаться.

— Мы не хотим, чтобы хоть кто-то здесь был счастлив.

— Счастливчик никогда не был по-настоящему счастлив, — сказал Джек. — Я знаю. Он страдал геморроем. Старик, это страшная вещь. Счастливчик закупал свечи, как другие закупают аспирин.

— Ты помешался на задницах, дружище, — заметил Фингерхуд.

— У безумного доктора клинический подход. Это безумие.

— Ты хуже, — сказала Анита Джеку. — И если хочешь знать правду, то он лучше, чем ты, в постели.

— Я не говорил, что хочу знать правду. Я согласен с О’Нилом: «Как доказывает мировая история, правда никому и никогда не нужна. Она несущественна и нематериальна».

— Вот что нужно этой стране, — сказал Йен. — Пилот и поэт в одном лице.

— Лучше это, чем быть англичанином и зарабатывать на жизнь поиском придурков, — защитила Джека Анита. На самом деле она ненавидела всех их, всех четверых мужчин. Один хуже другого, а хуже всех оказался Роберт Фингерхуд, потому что проявил себя таким же аморальным извращенцем, как и все остальные. Он был последним оплотом в сохранении старомодного мира браков и материнства, а теперь она видела, что, как и в случае с Джеком, жестоко ошиблась.

— Я сейчас сообразила, что я единственная из девушек, которая не переспала с Фингерхудом, — сказала Лу, посмотрев на него. — Не хочешь устранить этот недостаток?

— Как только доем.

— И еще я сообразила, что Фингерхуд — единственный одетый мужчина. Не хочешь устранить этот недостаток?

— Как только доем.

Симона протянула бокал, чтобы ей налили шампанского.

— Я хочу, чтобы Беверли и Стив вернулись. Я начинаю ревновать.

— Начинаешь? — спросила Анита. — У тебя лицо стало зеленым, как сиськи Лу, уже пятнадцать минут тому назад.

— Они там не так долго, правда? Стив больше пяти минут не продержится.

И в эту секунду раздался звонок в дверь.

— Входите, — крикнул Фингерхуд, — открыто!

— Кто это может быть?

— Это может быть Питер Нортроп, — сказал Питер, входя в комнату. — Вот и я.

Он споткнулся, увидев представшую перед ним картину. Переглянулся с Лу, а потом спросил:

— Вы мою жену не видели?

— Она сейчас в спальне, — ответила Симона. — Трахается с моим дружком.

— А, тогда порядок. Значит, она еще не напилась до полусмерти.

— Для тебя порядок, а я вне себя. Стив ни разу не трахал меня больше пяти минут, а они там уже не меньше четверти часа.

— Что поделаешь? Не смотри на часы под подушкой.

— Я слышала о тебе в Мексике. И ты оказался таким мудаком, каким я тебя и представляла.

— А ты, должно быть, француженка, сплетница Симона?

— А я Роберт Фингерхуд, — сказал Роберт, пожимая руку Питеру. — Кажется, я вас не приглашал, но все равно присаживайтесь. Это Анита Шулер, Джек Бейли и Йен Кларк. Лу Маррон вы, кажется, знаете.

— Да, мы встречались. Забавная компания. Чем фарширована индейка? Марихуаной?

— Нам не нужны искусственные стимуляторы, чтобы расковаться, — сказала Анита, сгорая от желания провалиться сквозь землю. — Мы просто захотели раздеться. И я могу признаться, что волосы у меня на лобке обесцвечены. Пергидроль.

— Я сама хотела сказать об этом, — надулась Симона.

— Я знаю. Именно поэтому решила опередить тебя.

— Если хочешь знать правду, — сказал Питер, — меня не интересует твой лобок.

— Несущественно и нематериально.

Не обращая внимания на Джека, Питер повернулся к Фингерхуду.

— А почему ты один не разделся?

— Потому что я еще не доел.

— Похоже, ты и не сделаешь этого, старик, — заметил Йен, обращаясь к Фингерхуду.

— Не называй меня стариком. Терпеть не могу шовинистических выражений.

— Хотелось бы, чтоб моя жена пришла побыстрее.

И Питер немедленно разделся.

— Смотрите, — сказала Симона. — Он не носит трусов. Это важный признак. И, кстати, а где сейчас ваши дети?

— Беверли отправила их к своей матери на праздники. С ними поехала наша экономка. Да и какое твое дело?