Джойс Элберт - Безумные дамочки

Она раскрыла «Тряпье» и начала невнимательно листать. Была ее статья о мексиканском и испанском влиянии на одежду для дома с великолепным снимком испанского танца. Была колонка Питера с предсказаниями о влиянии показа парижской коллекции в январе. В следующем номере будут рекламные объявления разных домов «от кутюр». Лу прекрасно помнила их еще с прошлого года.

Грес, 1 Рю де ла Пэ.

Шанель, 31 Рю Камбон.

Кастилло, 95 Фобург Сен-Оноре.

Филип Вене, 62 Рю Франсуа.

Жак Пату, 7 Рю Сен-Флорентен.

Кристиан Диор, Париж.

Марк Бохан не соизволил дать адрес на авеню Монтань. Ему хватило слова «Париж».

Лу встала, обула лыжные ботинки и прошла в покрытый снегом сад. Слепила снежок и, когда через несколько минут пришел Питер, бросила снежок ему в лицо. Он попал в лоб, и Питер в удивлении отшатнулся.

— Какого черта?

— Ты заслужил, подонок.

— За что?

— За то, что утащил у меня из-под носа колонку и оставил в чертовом отделе женского белья.

Питер стер снег с лица и отряхнул пальто.

— Не поздновато ли говорить об этом? Тони принял решение несколько месяцев тому назад.

— Я не смогла тогда это сделать. Было лето.

— Сгодилась бы бутылка из-под кока-колы.

Она смотрела на него из угла комнаты, и долго сдерживаемое негодование прорвалось наружу. И не только из-за колонки (хотя и не в последнюю очередь из-за нее), но и из-за Дэвида, из-за возвращения к Беверли.

— А почему я не должен был вернуться? — спросил он, когда она бросила ему в лицо все эти обвинения. — Ты меня не хотела. Ты отказывалась даже просто пообедать. И что я должен был делать? Жить всю жизнь в Гарвардском клубе?

Можно подумать, что в Нью-Йорке больше негде жить. Можно подумать, что в Нью-Йорке свет клином сошелся на ней и Беверли.

— Почему ты такой глупый? — спросила она.

Питер хотел ответить какой-нибудь гадостью, но сдержался.

— Слушай, Лу, я пришел не для того, чтобы в меня бросали снежками и попрекали прошлым. Лучше я пойду.

Он уже повернулся, когда она неожиданно сказала:

— Нет. Не уходи. Извини, пожалуйста.

Она подошла к нему, вытерла мокрое лицо, обняла и поцеловала в губы.

— Извини, — повторила Лу. — У меня был ужасный день. Снимай пальто, а я принесу выпить.

— Только если не швырнешь в меня стакан.

Они рассмеялись и снова поцеловались. Позднее, уже в постели, на нее обрушился ураган воспоминаний. Питер, легкий лимоновый аромат от него, прекрасная фигура, глаза, меняющие цвет от синего до зеленого, электрический ток в пальцах. Как она могла это забыть?

— Было прекрасно, как всегда, — сказал он.

— Я знаю. Я удивлена.

— А я нет.

— Почему?

— Потому что я помнил, как хорошо было раньше. Такие вещи не меняются.

— Я тоже так считаю.

Где-то в глубине души она надеялась, что это не так, что им не будет столь хорошо, как прежде. Несправедливо, если им будет хорошо сейчас, когда они безразличны друг другу. Все мы, в конце концов, животные, подумала Лу, перекатываясь на живот.

— Тебе скоро возвращаться домой? — спросила она через минуту.

— Да. Беверли перед уходом положила подарки под елку. Надеюсь, дети не вскроют пакетов, когда Маргарет отвлечется.

Лу задумалась, знает ли он, где и с кем сейчас Беверли.

— Беверли становится все хуже, — сказал Питер, будто прочитав ее мысли. — Больше пьет и все чаще шляется с этим безмозглым англичанином. Не знаю, что с ней делать. Она не хочет пойти к врачу.

— Разведись.

— Нет.

— Она не даст тебе развода?

— Этого я не знаю. Не спрашивал. И не хочу спрашивать. Думаю, она хочет развестись не больше, чем я. Беверли двадцать девять лет, и это ее пугает. А мысль оказаться в тридцать лет без мужа пугает еще больше.

Лу подумала обо всех женщинах, которых пугает грядущее тридцатилетие. Ей самой осталось всего лишь два года.

— Беверли и я должны быть вместе. Мы не всегда будем вместе, но не разведемся.

— Почему это так важно?

— Мужчины не любят терять своих детей.

— Женщины тоже, — сказала Лу, подумав о Джоан.

Но Питер не знал о ее дочери. Лу никогда не рассказывала, и Питер решил, что она говорит о Беверли.

— Беверли знает, что я не заберу у нее детей, если только она не станет…

— Кем?

— Ничего. — Он сжал губы. — Забудь. Не надо было об этом говорить. Это нечестно по отношению к тебе. К тебе это не имеет отношения.

Она вспомнила, что то же самое говорил Дэвид относительно Лилиан. Лилиан — это его проблема. Но если мужчина тебе небезразличен, как тебя могут не волновать его проблемы? Как ты можешь оставаться равнодушной?

— Я оденусь, — сказал Питер, свешивая ноги с постели.

Лу не шелохнулась. Она думала о силе супружеских и родительских связей. Раньше она не представляла себе их могущества, того, как трудно и болезненно разрывать их. Даже Питер, отнюдь не идеальный отец и муж, игравший обе роли весьма своеобразно, не желал отказываться от них.

— Я хочу кое-что сказать тебе, — сказал он, поправляя перед зеркалом узел галстука. — Я приберег это напоследок.

— Да? — Теперь, когда Питер уходил, она чувствовала себя опустошенной, холодной и одинокой.

— Ну, раз у нас теперь нет Осведомителя, я решил, что кто-то должен сообщать хорошие новости. И на эту должность я нагло назначил самого себя.

— Какие новости? — Она его едва слушала.

— О парижских показах. Угадай, кто поедет писать о них в следующем месяце.

— Тони Эллиот в тридцатый раз.

— Нет, дорогая. Ты.

На этот раз Лу не шелохнулась, потому что оцепенела. Она сглотнула, как рыба на берегу. Потом села, отбросив простыню, и уставилась на Питера. Он рассмеялся.

— Ты бы себя сейчас видела. У тебя даже у сосков удивленный вид.

— Ты шутишь, — наконец-то вымолвила она.

— Нет же. Тони скажет тебе об этом в понедельник, так что изобрази полное недоумение. А я решил, что у тебя будет гораздо более приятный уик-энд, если ты узнаешь хорошие новости сегодня. Ты же знаешь, каким мерзавцем становится Тони, когда объявляет такие решения. Он, если бы мог, ждал бы до момента отлета в Париж, а потом сообщил бы об этом по большому секрету. Странный человек. Странные мозги.

— Питер, не знаю, что и сказать. Не могу поверить. Я потрясена.

— Помолчи. Выпей. Поспи. Все будет хорошо. У тебя впереди блестящая карьера.

После того как Питер поцеловал ее и ушел, Лу решила, что лучше впереди иметь блестящую карьеру, чем ничего. Вшивая мысль. Сейчас ей дают поручение, о котором можно только мечтать, а она почувствовала еще большие усталость, страх, одиночество. Однажды Симона сказала:

«Берегись того, о чем мечтаешь. Мечты могут сбыться».

Она вспомнила о фотографии Марка Бохана над ее столом и подумала о Доме Диора на авеню Монтань.

Париж.

Лу запрокинула голову и расхохоталась. Она все получила. Все в порядке.