Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

Прислушавшись, Банга быстро выскользнул из спальни, побежал по коридору, осторожно ступая босыми ногами. И снова остановился. Послышался звук спускаемой воды в клозете, снова щелкнула задвижка… Скрытый выступом, Артур прижался к стене, стараясь не дышать.

К счастью, дневальный не обернулся — он шел обратно в спальню, оправляя на ходу френч. Дождавшись, когда солдат скрылся за дверью, Банга стал лихорадочно одеваться. От волнения долго не попадал в рукава, путался в брюках. Наконец, осторожно направился к выходу, все еще держа сапоги в руках. И только во дворе, миновав круг света от тусклой лампочки у входа в казарму, натянул их прямо на босу ногу. Низко пригнувшись, скользнул за угол.

Одноэтажное кирпичное здание гауптвахты стояло в дальнем углу двора. Вдоль стены на высоте вытянутой руки темнели три зарешеченных окошка. Артур с замиранием сердца подкрадывался все ближе и ближе. Есть ли там часовой? Обычно часового у гауптвахты не было. Может быть, поставили сегодня из-за Грикиса? Однако, сколько он ни вглядывался в темноту, ничего подозрительного не было заметно. Приблизившись вплотную, Банга приподнялся на носках, попытался дотянуться до крайнего окошка, но не достал. Обернулся — неподалеку валялось несколько пустых ящиков. Быстро схватил один из них, подтащил к окну, взобрался и осторожно постучал. Никто не отозвался. Тогда он перебрался к следующему окну, постучал еще раз и сразу же увидел приплюснутое к решетке лицо человека.

— Кто это? — донесся до него чуть слышный голос Грикиса.

— Это я… Сейчас попробую что-нибудь сделать.

Артур соскочил с ящика и, таясь в затемненных краях двора, пробрался к гаражу. Ворота, как и следовало ожидать, были заперты на замок. Попробовал надавить на маленькую дверцу, прорезанную в воротах, — она жалобно затрещала, но не поддалась. Оглянулся, прислушался, отошел на несколько метров и, разогнавшись, с силой ударил плечом. Сразу и не сообразил, что влетел в гараж. Сердце отчаянно колотилось. Если сейчас засекут — конец! Но все вокруг было тихо.

Немного успокоившись, Банга огляделся: в темноте смутно вырисовывались контуры двух армейских грузовиков. Открыв кабину ближней машины, он поднял шоферское сиденье, принялся ощупывать инструмент, но того что искал, не нашел. Бросился к другой машине, снова поднял сиденье — и опять безрезультатно. В отчаянии метался он по темному гаражу, перебирая какие-то ключи, натыкался на ненужные предметы и вдруг, уже почти отчаявшись, случайно нащупал домкрат, Дрожащими руками потянул его из груды инструментов — с обвальным грохотом в темноте что-то рухнуло, покатилось, зазвенело.

Покрывшись испариной, Артур с ужасом слушал, как по каменному полу долго крутилась с надсадным визгом какая-то железяка. Ему казалось: этот визг сейчас слышен по всему городку. Но, видимо, толстые стены гаража заглушили шум — снаружи по-прежнему было тихо.

Выбравшись во двор с тяжелым домкратом, солдат вернулся к зданию гауптвахты. С трудом удерживаясь на шатком ящике, разбил стекло, затем попытался приладить домкрат к двум горизонтальным прутьям решетки.

— Придержи! — шепнул он Грикису. — Не так, снизу.

Наконец приладил инструмент (он сейчас с благодарностью вспомнил шофера из общества «Рыбак», который однажды показал ему этот фокус), завертел ручку и невольно зажмурился, услышав размеренный треск зубчатки. Артуру опять показалось, что этот звук грохочет по всему двору. Но он продолжал крутить ручку, и прутья медленно раздвигались под натиском инструмента.

— Руки, руки береги! — прошептал он Грикису. — А, черт, неудобно как.

Наконец, верхний прут с треском лопнул, вырвавшись из бетона.

— Держи! — со злостью прохрипел он Грикису, чуть не выронив потерявший опору домкрат. — Крути скорее!

Торопясь, сбивая в кровь пальцы, бормоча под нос ругательства, Юрис вставил домкрат между вертикальными стержнями и, уже не обращая внимания на шум трещотки, бешено завертел ручку. Прутья послушно начали разгибаться, просвет все больше расширялся. И вдруг что-то неприятно хряснуло, затем послышался бешеный голос Грикиса:

— Сломался, зараза!

Еще не веря в услышанное, Артур бессмысленно смотрел в черный провал окна.

— Ну что… что там?

— Накрылся! — теперь уже Грикис пытался орудовать домкратом, как ломом. Попробовав и так и этак, он со злостью отшвырнул бессмысленный кусок железа. — Беги, придумай что-нибудь! Лом найди.

Артур спрыгнул с ящика, вернулся в гараж — лом он нашел очень быстро. Но только выскочил во двор, как отчетливо услышал голос дневального.

— Банга! Банга! — надрывно звал тот.

Терять нельзя было ни секунды. Бегом вернувшись назад, он просунул лом между прутьями и яростно, всей силой налег на него. Надломленный домкратом прут с треском вылетел из гнезда.

Из штаба в сопровождении дневального и Брандиса выбежал лейтенант. Застегивая на ходу френч, он метнулся в сторону казармы, на шум. И только сейчас из дверей гауптвахты выбежал заспанный часовой с винтовкой.

— Стой! — истошно завопил он, заметив спрыгивающих с ящиков Грикиса и Бангу. — Стой, стрелять буду! — и несколько раз с испугу бабахнул в воздух.

— Тревога! — лейтенант устремился к часовому на помощь.

В городке вспыхнули все лампы и прожекторы, но было поздно — беглецы успели перебраться через забор.

— Разбегаемся! — хрипло скомандовал Грикис и, хлопнув в знак благодарности Артура по плечу, бесследно растворился в темноте.

Ярким весенним днем по мосту над рекой с грохотом мчался товарный состав. В одном из пустых вагонов, скорчившись в углу, сидел Артур. Сняв френч, он старательно спорол погоны, а затем принялся за нашивки. Голову сверлила одна-единственная мысль: отрезает он не просто тряпки — отрезает свое прошлое. Во всяком случае, возврата назад не было.

Утопая в белоснежной пене кружев, барахтался, таращил глазенки малыш. Рихард, еще не сбросив дорожного плаща, склонился над колыбелью. Со сложным чувством вглядывался он в этот крохотный, живой комочек, бесконечно далекий от ненависти, любви — от всей пестрой путаницы человеческих страстей, охватывающих Лосберга в последнее время. Сын его жены и его врага… Существо, которому волей судьбы он должен стать отцом, дать свое имя… Эта молчаливая дуэль взглядов — младенчески безмятежного и тяжелого, ревнивого, холодно-неприязненного — не ускользнула от внимания Марты. Слабая, неокрепшая после трудных родов, она приподнялась на подушке, с тревогой наблюдая за этой встречей. Будто хотела угадать по ней будущее своей странной семьи.

— Чудо, а не ребенок! — раздалось за спиной Рихарда восторженное кудахтанье тетушки Эльзы. — Глазки голубенькие, волосики беленькие… Настоящий ариец. Зигфрид!