Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

— Ну, знаете… — Спруджа передернуло. — С вами не соскучишься. Все! — рявкнул он, видя, что Калниньш собирается повторить свой вопрос. Начинаем дело по расследованию…

— Нет, не начинаем, — каким-то странным голосом проговорил Калниньш.

— Что? — побагровел следователь.

— Я говорю, что на этом и закончим!

Калниньш молниеносным движением схватил со стола полный графин и с силой обрушил его на голову Спруджа. Тот рухнул на пол, но тут же вскочил и бросился к двери. Но Калниньш успел подставить ногу и что было силы съездил кулаком в челюсть. Спрудж отлетел в угол кабинета, с треском выломав дверцу шкафа. Оттуда с грохотом вывалились орудия допроса — тяжелые кожаные рукава, набитые дробью. Окровавленный Спрудж успел схватить один из них, торопливо замахнулся… И снова тяжелый кулак рыбака бросил его в угол.

— На помощь! — выплевывая изо рта кровавую кашу, дико заорал Спрудж.

В кабинет влетели трое надзирателей, бросились на Калниньша. Но и они долго не могли справиться с рассвирепевшим рыбаком.

Манфред возился с радиоприемником. В домашней мягкой рубашке с закатанными рукавами, с упавшей на лоб светлой россыпью волос он совсем не был похож на офицера, каким его в последнее время привык видеть Лосберг.

— Хорошо, что застал тебя дома, — входя в комнату, сказал Рихард. — Надо поговорить. Здравствуй! — И кивнул на приемник: — Что, новое увлечение?

— Радиотехника, старина, гвоздь современного прогресса.

Манфред продолжал сосредоточенно колдовать у аппарата, в котором что-то трещало и попискивало. — У нее фантастическое будущее.

— Да уж… Насчет будущего — мне тут один фантаст намекнул, — усмехнулся Рихард, выбирая, из какой бутылки налить, — в подпитии, правда… Радиоуправляемый самолет — без летчика, без экипажа… Этакий летучий голландец, начиненный каким-нибудь тринитро-дерьмом… летит себе, скажем, на Лондон…

— А ты поменьше пей с такими фантастами, — мрачно предупредил Манфред. — Проспится, тебя же и заложит на всякий случай.

— Гран мерси за совет! — Рихард склонился в шутовском поклоне. — Может, ты все-таки оторвешься на минутку? У меня действительно серьезный разговор.

— Говори, я слушаю.

— Ах, слушаешь… Ну так слушай. Твой Биллинг порядочная скотина.

Зингрубер искоса взглянул на приятеля:

— Странно. А ты произвел на него хорошее впечатление. Он тобой доволен.

— Плевал я на его впечатления! Я ему не дворняжка — бегать на задних лапках и таскать в зубах информацию.

— Погоди. Но ведь Биллинг дал тебе и твоей группе совершенно конкретные поручения. И ты согласился их выполнять.

— Да, согласился. Но ради чего? Может, он думает, что за ту кость, которую бросил мне? За ту партию вискозы? Кстати, о новых поставках он помалкивает.

— Ну, я думаю, это уладится.

— Допустим. Но я вовсе не нанимался в платные агенты и не желаю быть пешкой в игре. Ты читал вот это? — Рихард со злостью швырнул на стол газету. — Генерал Балодис смещен с поста военного министра. За попытку переворота.

— Ну и что? — холодно взглянул на него Зингрубер. — Балодис твой друг?

— При чем здесь это? Я не уверен, что вы не будете столь же хладнокровно наблюдать за неудачей моих друзей, попытайся они прийти к власти.

— Если делать будут это по собственному почину, без согласования с нами… Знаешь, не берусь поручиться.

Рихард опустился на стул, проговорил усталым голосом:

— Я ничего не понимаю, Манфред. Вы решили руками финнов пощупать у русских мускулы. Пощупали. Финны получили по зубам. Вам потребовалось усыпить бдительность русских — вы подписали с ними договор, Гитлер устроил в Берлине пышный прием Молотову. Для того, чтобы разгромить англичан, вы захватили Данию, Норвегию, Бельгию… Францию. Я все готов понять, Манфред, и все равно мне не все ясно. Если взять эти глобальные события как фон, что с нами-то, бедными, будет? Предположим, мы все же заварим кашу, не сделают ли в твоем фатерланде вид, что нас вообще не знают и в глаза никогда не видели? Что тогда? Прикажете оставаться нос к носу с русскими миноносцами и собственными коммунистами?

— По-моему, я ответил на этот вопрос… — хозяин загадочно улыбнулся, извлек из внутренностей радиоприемника черный диск, похожий на пластинку, подошел к ящику, смахивающему на патефон, поставил пластинку, опустил иглу, и ящик вдруг заговорил голосом Рихарда:

— Твой Биллинг порядочная скоти… Плевал я на его впечатления… За кость, которую бросил мне… Но я вовсе не нанимался в платные агенты…

У Рихарда вытянулось лицо.

— Что за шуточки? — пробормотал он растерянно, глядя на коварную пластинку.

— Нет, старина, не шуточки! Скоро мы научимся упрятывать эти штучки в портфели, портсигары, в авторучки… В пуговицы кальсон… Разведка должна знать о человеке все. Даже тог о чем он говорит ночью с женой.

— Или с другом? — съязвил Рихард. — Надеюсь, ты не собираешься развлекать моим голосом Биллинга?

— Говори! — успокоил Манфред. — Я выключил.

— А что, собственно, еще сказать? Пока я тут сижу и занимаюсь вашими конкретными поручениями, в Латвии творится черт знает что. Я уже не властен над собственной фабрикой.

— Чего же ты от меня хочешь?

— Помоги встретиться с Биллингом.

— Ну, не знаю… Думаю, у него сейчас более крупные заботы, чем твоя фабрика.

Манфред подошел к аппарату, снял с диска пластинку, протянул с улыбкой Рихарду:

— А это возьми на память. Заруби на носу, дружище, такие штучки все больше в моде… Но не везде тебе будут их дарить.

По каменным плитам тюремного коридора тяжело стучали шаги. Две пары солдатских сапог и между ними — башмаки арестанта. Одетый в полосатую робу, Андрис Калниньш шагал в сопровождении конвойных, угрюмо озираясь по сторонам, За поворотом коридора, возле дверей одной из камер, их ждал надзиратель со связкой ключей. Калниньш забеспокоился, повернулся к конвойным:

— Куда вы меня ведете?

Те продолжали молча шагать.

— Куда ведете, спрашиваю?

— Шагай, шагай! Нечего! — подтолкнул его в спину надзиратель.

Они подошли к камере тридцать семь. Тюремщик отпер дверь, конвойные бесцеремонно втолкнули заключенного внутрь — дверь тут же захлопнулась.

Утром рыбак ползал на карачках, протирал тряпкой пол. Его физиономию украшали два лиловых синяка.

— Давай, давай, вкалывай! Работа дураков любит, — добродушно заметил лежащий на койке детина — подобно зверю, он буйно зарос волосами. — Вон там, в уголочке протри!

Андрис сверкнул исподлобья ненавидящим взглядом, но послушно пошел домывать угол. Двое других заключенных, явные уголовники, перебрасывались в карты.

— Закурить! — негромко приказал один из них.