Лиза Альтер - Непутевая

— Привилегия! — фыркнул мистер Соломон. Из-за толстых линз его глаза казались величиной с тарелку. — Привилегия! Уж не считаете ли вы, сестра, что избраны Богом? Представляю себе! Господь говорит: «Наверное, сестре Терезе будет очень приятно, если я нашлю на нее рак».

Сестра Тереза перекрестилась и потеребила медальон на груди: сложенные в мольбе руки и девиз «Не моя воля, но Твоя».

— Господь никому не дает испытаний больше, чем он в силах вынести, — ответила она. — Крест и сила духа помогут нам.

— Очень великодушно с его стороны! Значит, все ваши несчастья — Божья благодарность за благочестие?

— Когда я была школьницей, — неторопливо заговорила сестра Тереза, — я часто возвращалась из школы в слезах из-за того, что меня дразнили. Мать утешала: «Дочка, они не стали бы дразнить тебя, если бы ты им не нравилась». Так я расцениваю свое положение и сейчас, мистер Соломон.

— Отлично! Вот вы и высказались, сестра! Ваш Бог — да и мой тоже — просто молодец!

Сестра Тереза снова перекрестилась.

— Я имела в виду, что мне лестно все, что Бог ниспошлет мне. Я сильная, а эта ноша делает меня еще сильней.

— Будь это так, сестра, я давно был бы Атлантом.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Мою жену и троих детей впихнули в товарный вагон, сестра. Я думал, они погибли. Я надеялся, что они погибли. Это было бы счастьем по сравнению с жизнью в концлагере.

— Простите, мистер Соломон, — деликатно вмешалась сестра Тереза. — В мире было много зла со времен грехопадения. Зло всегда процветало, но тем не менее люди верили, что Господь — их спаситель. Он все-таки кладет конец испытаниям. Вспомните свой жизненный путь, мистер Соломон, — он труден и светел…

— Спасибо, сестра Тереза. — Мистер Соломон откашлялся и с дрожью в голосе продолжал: — И все же это чертовски отвратительный мир. Я не протянул бы и недели, если бы вел свое ювелирное дело так, как Господь — свое.

Электрические колокола на баптистской церкви заиграли «Позови меня за собой». Миссис Бэбкок сражалась с кусочком говядины.

— Как вы можете называть этот мир отвратительным, мистер Соломон? Посмотрите в окно: солнце, весна, птицы…

Когда мистер Соломон ударил кулаком по столу, серебро зазвенело и подпрыгнули тарелки. Миссис Кейбл оторвалась от тарелки и впервые за весь обед с тревогой посмотрела на него.

— У меня есть веская причина считать мир мерзким! Бог дал мне жизнь и научил любить, а потом отнял все. Постепенно. Сначала — родителей, потом — жену и детей, дом, родину, а теперь — здоровье и средства к существованию. — Он показал на свои мутные глаза. — Я уже не могу чинить часы. Я даже не вижу, о какой птице вы говорите, сестра. Скоро Он заберет мою жизнь. — Он тяжело вздохнул. — Знаете, как я называю вашего Бога? Садист!

— Нет, мистер Соломон, нет! Эта жизнь — только слабый намек на будущее. Смерть — не конец, это только начало. Вы ничего не потеряете, только приобретете. Все, что забрали у вас в этой жизни, вы с радостью вернете на той стороне. Жену, детей, все! Верьте мне, мистер Соломон!

— Я понимаю, сестра, вы верите в то, что говорите. Это ваш товар — ваш и многих других. Ваш Паскаль говорил: «Как страшно чувствовать, что течение времени уносит все, чем ты обладал». Скажите, сестра, когда вы ушли в монастырь?

Вопрос не по существу, подумала Джинни и покосилась на мать: та внимательно, как за теннисным матчем, следила за спором.

— Мне было шестнадцать, мистер Соломон. Почему вы спросили?

— Простите, сестра. Я очень расстроен; но разве можете вы понять, что это значит: потерять жену и детей из-за психопата-маньяка?

Сестра Тереза покраснела и ничего не ответила. Разговор подошел к концу. Все четверо молча заканчивали есть, Джинни следила за ними с дивана.

В этот день она лежала на свободной кровати, а из правой руки по трубке в пластмассовый сосуд струилась кровь. Показывали «Тайные страсти». Шейле явно не везло в бридж. Элла, жена босса Марка, оставила ее одну. Какая-то женщина пыталась шепотом подсказать, какие у партнера карты. Зазвонил телефон. Элла? Хочет объяснить свое отсутствие? До завтра, до семнадцати десяти, они этого не узнают. Началась реклама.

— Как ты думаешь, это Элла звонила?

— Сомневаюсь, — ответила Джинни. — Скорей всего Марк. Наверное, поцапался с Тедом, и тот не отпустил Эллу.

— Ну, Элла не из мягкотелых.

— Ты думаешь?

— Конечно. Она сама позвонила бы в таком случае. Наверно, с ней что-то случилось.

— Может, ты и права.

Началась «Западная хроника», которую, как Джинни помнила, показывали уже лет двадцать.

«— Сэм, — говорил доктор Марш, — мы — давние друзья.

— Что правда, то правда, док.

— Понимаешь, когда я говорю, что терпеть не могу…

— Док, дружище, ты ведь не хочешь сказать…

— Сэм, ты знаешь, я не любитель обманывать друзей…

— Ты никогда меня не обманывал, док.

— Ты должен быть сильным, Сэм…

— Ты хочешь сказать…

— Я сделал все, что мог, Сэм, дружище».

Сэм, чью жену лечил доктор Марш, разразился рыданиями. Доктор Марш обнял его за плечи.

«— Успокойся, Сэм. Все расходы оплатит Красный Крест. Отвези жену домой. Ей там будет лучше. Согласен?»

Джинни смотрела, как из вены течет кровь. Ее кровь. Она много знала о крови после уроков физиологии в Уорсли: например, что лишь у полутора процентов американцев такая же группа крови, как у нее — В, отрицательный резус. А в Центральной Азии это самая распространенная группа. Интересно, как она попала на юго-запад Виргинии? Еще она знала, что тромбоциты умирают каждые три-четыре дня, и ее здоровый костный мозг образует их каждый день пятьсот миллиардов. Другими словами, Джинни нельзя возвращаться сейчас в Вермонт. Мать нуждается в ней. Все переменилось. Как непривычно: не она нуждается в матери, а мать — в ней.

«Хроника» отошла на задний план; она лежала, прислушиваясь к тиканью фамильных часов, и думала о своем сердце: вот оно сокращается, вот гонит в вены кровь…

Неважно, почему люди умирают. И почему живут. Красные кровяные тельца, белые, тромбоциты, антитела, двенадцать факторов свертывания… Удивительно не то, что в этой системе что-то ломается. Удивительно, что она вообще функционирует…

Сосуд наполнился темно-вишневой кровью. Доктор Фогель вытащил иглу и велел ей подержать руку над головой. Потом затянул жгутом руку миссис Бэбкок и стал втыкать в вену одноразовый шприц. Казалось, у него ничего не получается.

— Молодой человек, — стараясь, чтобы ее слова прозвучали как можно веселей, сказала миссис Бэбкок, — вам обязательно тренироваться на мне?

Джинни улыбнулась, стараясь разрядить обстановку. Наконец он нашел подходящее место и вонзил иглу. Кровь дочери потекла по трубке в сосуды матери.