Лиза Альтер - Непутевая

Она установила метроном на медленный темп, взяла смычок и поставила между ног виолончель.

— Обратите внимание на изысканность колоратуры, мисс Бэбкок. Поет молодой человек. Весна. Расцвели цветы, поют и вьют гнезда птицы. Но он обезумел от горя и не в силах разделить чувство обновления природы, потому что зимой умерла его любовь. Попробуйте определить методы, которыми Шуберт достигает эмоционального выражения темы жизни и смерти.

Я скрипнула зубами, но она не обратила на это внимания и заиграла. Печальная, на низких регистрах мелодия чередовалась с легкой и танцевальной. Я представила солнце, трепещущую листву, поющих птиц… Мисс Хед негромко подпевала себе по-немецки. Она закрыла глаза, опустила голову; на бледном лице заиграл румянец.

Медленно тикал метроном. Сквозь окно на восточные коврики падали яркие солнечные лучи.

— Это невозможно, — чужим голосом пробормотала я. — Невозможно. Вы должны взрываться, делать ошибки, рисковать… — я говорила не совсем то, что хотела, но не находила других слов.

— О чем вы говорите, мисс Бэбкок? — холодно спросила она и выпрямилась. — Что все это значит?

Метроном тикал все медленней — то ли кончался завод, то ли вышло время…

— Я… Я не смогу закончить этот семестр.

— Нонсенс. Сможете, мисс Бэбкок.

— Но я не могу!

— Не будьте смешной.

— Не могу!

— Конечно, закончите!

— Нет!

— Вы должны!

— Мисс Хед, я — лесбиянка, — выкрикнула я.

Она замерла. Я прочистила горло и крикнула:

— Прошлой ночью я занималась любовью с Эдди Холзер, и это было прекрасно!

Мисс Хед странно посмотрела на меня.

— Действительно. Хотите чаю?

Я схватила метроном, выдернула маятник и швырнула об пол.

— Вы можете выслушать меня?

— Дорогая мисс Бэбкок, — не отрывая глаз от метронома, спокойно ответила она. — Я — не ваша мать. Не ждите от меня одобрения.

— Я пришла не за одобрением! Мне плевать, что вы думаете!

— Тогда зачем вы здесь?

Она попала в самую точку.

— Зачем? Чтобы спасти вас, мисс Хед. Спасти от самой себя, пока не поздно. Разве вы не понимаете, куда идете? Вы так одиноки! Вы столько носитесь со своими идиотскими идеями, что у вас не остается времени на живых людей! Это же смерть заживо!

— Боюсь, мне придется попросить вас уйти, мисс Бэбкок.

Я так и знала! Знала, что она отвергнет меня, если я не смогу приспособиться к ее образу жизни. Я повернулась и гордо пошла к двери.

Неожиданно я повернулась. Мы с тоской посмотрели друг на друга, и я поняла, что снова потерпела неудачу. Я сорвала на ней свое бессилие и стыд из-за случая с Бев.

Мисс Хед тоже запуталась. Она любила меня как дочь, и я знала это. Но она преследовала иную цель.

Седая, усталая женщина оцепенело смотрела на меня. Неужели она не поняла, что мне это было необходимо, — заставить ее оттолкнуть меня? Иначе я перестала бы развиваться. Не зря я учила эту чертову психологию! Я хотела рвануться к ней, объяснить феномен Гегеля, в котором я оказалась… Но она была преподавателем. А Эдди ждала…

Я скривилась от боли и выскочила за дверь.

Эдди сидела на солнышке на своем подоконнике и любовно натирала льняным маслом женское туловище. Я смотрела на бегающие вверх-вниз руки, растирающие масло на груди и в промежности, и чувствовала, что задыхаюсь. Смущенно улыбаясь новому чувству и непривычному статусу любовницы, я села на ее кровать и взяла валявшуюся там книгу.

— Господи! — воскликнула я. — Что за чушь! «Логика, возведенная в многократную степень»…

Эдди вытерла руки, забрала у меня книгу, отшвырнула в угол, села рядом, положила мою голову себе на колени и погладила волосы и лицо. Потом медленно, словно ожидая протеста, вытащила шпильки и распустила волосы. Провела по ним рукой и закрыла ими мое лицо. Ловкие нежные пальцы разделили их на три пряди и заплели в одну толстую косу.

— Нужно удирать отсюда, — тихо сказала она под звуки музыки. — Это сумасшедший дом.

Вторник, 27 июня.

Миссис Бэбкок открыла глаза. Где она? Тихо, темно, как в могиле. Зубы стучат от холода. Она пощупала вокруг: под ней явно кровать. В ее жизни были разные кровати — узкая койка в хижине, когда она была ребенком, огромная королевская кровать, которую они делили с Уэсли… Но эта? Слишком широкая для хижины и слишком узка для супружеской. Где же она?

На простыне было липкое сырое пятно. Ей стало страшно. Почему так темно и холодно? Одна ли она? Миссис Бэбкок прислушалась, но ничего не услышала. Она сглотнула слюну, почувствовала соленый вкус крови и в ужасе нашарила рукой выключатель.

Она лежала в больничной палате. Подушка и простыня были запачканы кровью. Она смотрела на нее так, словно эта кровь — не ее. Конечно, она не может иметь отношение к этой крови. Что с ней происходит? Она провела указательным пальцем по застывшему пятну и поднесла к губам. Обычная соленая кровь. Господи, что же с ней происходит?

Она нажала кнопку звонка. Тут же влетела мисс Старгилл, подскочила к кровати и с плохо скрываемым страхом уставилась на постель.

— О, дорогая миссис Бэбкок, — пробормотала она. — Что это?

— Простите. Боюсь, я испачкала простыни.

— О небеса!

Мисс Старгилл помогла ей дойти до ванной и протянула гигиенический пакет.

— Подождите минутку. Я поменяю тампоны.

Когда миссис Бэбкок вышла из ванной, грязные простыни уже лежали на полу. Мисс Старгилл помогла ей лечь в чистую постель и, пока она лежала, страдая от ощущения, что кровь струится по горлу, переменила тампоны в носу, стерла губкой с лица запекшуюся кровь.

— Ну вот, — бодро, как ребенку, сказала мисс Старгилл, — разве не приятно лежать на свежем белье?

— Нет, если его меняют в середине ночи. — Она хотела, чтобы это прозвучало остроумно, но вышло жалобно и капризно. — Спасибо, мисс Старгилл.

Медсестра выбежала позвонить доктору Фогелю, потом вернулась и дала миссис Бэбкок снотворного.

— Он хочет, чтобы вы поспали до его прихода — еще пару часиков.

— Ну, как мы себя чувствуем? — разбудил ее вскоре доктор Фогель.

— Вполне прилично, — пробормотала миссис Бэбкок. — Если не считать, что сегодняшней ночью я чуть не истекла кровью.

Он прочитал ее карточку, осмотрел тампоны и подклады, измерил пульс, давление и температуру, не переставая бубнить себе что-то под нос.

— Должен напомнить вам, миссис Бэбкок, — наконец громко сказал он, — что я предупреждал вас о возможных последствиях отказа принимать лекарства.

Она молча показала пустое блюдце на тумбочке, обычно наполненное таблетками. Доктор Фогель покраснел и спросил:

— Вам не холодно?

— Нет. Но я несколько недель не была на улице. Не знаю, как там.

— Сегодня жарко. — Он сложил стетоскоп и направился к двери.