Жаклин Монсиньи - Флорис. Любовь на берегах Миссисипи

— Понимаете ли, Жанна Виньерон — это имя, данное мне при крещении, а Людовик — кличка, которой наградили меня нищие… когда… когда я воровала кошельки на Новом мосту… Но Вальмир решил забыть об этом и предложил мне… ну, в общем… я стану его женой. Работы я не боюсь, и он всегда может на меня положиться… В общем, вот так… до свидания, принцесса… Мне будет не хватать тебя… да и тебя тоже, чертов ты шоколад, Жанно. Ты славный парень, Флорис… поцелуй за меня Жоржа-Альбера…

Жанна попрощалась с каждым. Глаза ее блестели. Она была счастлива. У нее будет муж, настоящий муж. Она скоро станет мадам… Мадам Доманжо.

— Разве вы не можете остаться еще немного, и ты, и Жанетта? — со слезами на глазах спросила Батистина.

— Нет… Маменька наверняка уже все глаза проглядела, а тут еще новая напасть — испанцы; нет, пора нам возвращаться!

Вальмир и его невеста Жанна Виньерон связали в узел немного платья и еды. Флорис и Батистина проводили друзей: они прошли с ними не меньше четверти лье. Затем они тепло простились. Батистина долго смотрела, как Вальмир и Жанна шли через поле сахарного тростника.

— Идем… вернемся, любовь моя! — глухо проговорил Флорис.

Тяжело дыша, Батистина прижалась к нему. Внезапно она почувствовала себя совсем слабой; она вся дрожала.

— О! Флорис… Флорис…

Его имя звучало в ее устах как ласка. Он нежно взял ее за подбородок. Губы Батистины, свежие, словно вишни, были полуоткрыты. Ему страшно хотелось укусить их. Подавив свою страсть, он лишь небрежно коснулся столь желанных губ легким поцелуем. Чистота этого поцелуя заставила Батистину вздрогнуть. Наконец он обращался с ней так, как ей хотелось, а не как надменный наемник; именно так должен был поступать мужчина ее жизни. Подняв руки, она обвила ими шею Флориса. Зеленые глаза удивленно смотрели на нее, словно видели ее впервые.

— Я должен просить у тебя прощения, Батистина… — прошептал Флорис… это смешно, но когда Вальмир был болен и призывал какую-то Жанну, я решил, что это он звал тебя…

Гордец виновато склонил голову. Он ласкал прильнувшую к нему белокурую головку. Батистина уже открыла рот, готовая воскликнуть:

— Ты прав, он звал меня. Тогда он еще не знал, что Людовика зовут Жанной!

Но вспомнив о непостоянном характере Флориса, она вовремя сдержалась и лишь горестно вздохнула:

— Я не сержусь на тебя, Флорис… но ты в который раз напрасно обвиняешь меня!

И маленькая плутовка выразительно захлопала глазами: она решила до конца использовать свое преимущество. Теперь она смотрела на него снизу вверх. Флорис заглотил брошенную ему наживку и… смутился.

— Прости меня, дорогая… прости!

Флорис страстно обнял Батистину. Сжав в ладонях ее хорошенькую головку, он долго смотрел в ее невинные глаза, пытаясь прочесть в них истину. Чистота ее взора смутила его. Как он осмелился обвинять ее во всех тех проступках, которые он обычно приписывал ей? Неужели он сошел с ума? А может, он просто чудовище? Внезапно, не в силах долее сдерживать свою страсть, он наклонился и с жаром яростно впился в губы Батистины. Он упивался этим поцелуем, покусывал ее язык, ласкал ее небо, проводил языком по острым зубкам этой юной влюбленной волчицы, наслаждался свежестью ее трепещущих губ, сочных и свежих, словно созревший в разгар лета плод.

Забыв обо всем, они стояли, затаив дыхание, слившись друг с другом в бесконечном поцелуе. Ее охватило такое необоримое желание, что по спине забегали мурашки. Она уже была готова забыть обо всех своих принципах и уступить ему прямо здесь, на поле сахарного тростника, словно влюбленная кошка… Уверенный в своей власти над ней, он тяжело дышал и, сгорая от желания, потихоньку подталкивал ее к тенистой опушке… «Выше нос, принцесса…» Батистина опомнилась первой и отстранилась от него… Удивленный, он остался на месте. Она сделала несколько неуверенных шагов по дороге… Неужели она решила, что он обойдется с ней, как обычно обходился со всеми своими любовницами? Один нежный взгляд, и вот уже дело сделано! Благодарю вас, прекрасные дамы, и мое почтение! Флорис снова приблизился к Батистине и попытался обнять ее. Она решительно оттолкнула его — маленькая и хрупкая по сравнению со своим прекрасным великаном.

— Нет, Флорис… Что бы ты обо мне ни думал, я не из тех женщин, которые позволяют задирать себе юбки прямо посреди дороги!

Она была великолепна в своем возмущении… такая прекрасная и чистая. Настоящая мадонна, освещенная лучами заходящего солнца. У Флориса не было сил что-либо сказать в свое оправдание. Опустив руки, он наконец произнес слова, которых она так давно ждала:

— Я люблю тебя, Батистина… я никогда никого по-настоящему не любил, кроме тебя… Другие не в счет, дорогая… просто мимолетные увлечения… призраки… тебе нечего бояться их… я уже всех забыл.

Нельзя сказать, что он был полностью искренен, его любовь к царице Елизавете оставила на его сердце неизгладимый шрам; однако здесь, на Массисипи, в объятиях. Батистины, царский бастард Флорис, отвергнутый Россией потомок Романовых, сумел забыть о своем страшном прошлом. Батистина с трудом сдержалась, чтобы не расслабиться. Флорис ласково обнимал ее, подтверждая правоту каждого своего слова нежным поцелуем — в лоб, в нос, в щеки, в губы…

— Прости меня, Батистина… прости за мою жестокость… мне не хватит всей жизни… чтобы умолять тебя забыть об этом… Мы были врагами… нас разнесло в разные стороны… но теперь с этим покончено… Ты такая желанная… нежная… влюбленная. Я был ужасен…

Гордец оправдывался, в голосе его звучало смирение: он говорил со своей королевой Батистина быстро потупила взор, чтобы он не увидел победного блеска, промелькнувшего в ее голубых глазах. Флорис, признавший свое поражение, — это было прекрасно и ново. Его упругие мускулистые бедра всадника плотно прижались к ней. Она почувствовала прикосновение горячей мужской плоти. Продолжать сейчас сопротивляться было поистине героизмом, однако у Батистины, как у опытного полководца, была железная выдержка. Время «опустить нос» еще не пришло! Она обеими руками оттолкнула Флориса.

— Я много… много страдала от твоих несправедливых обвинений, Флорис… Мне нужно время, чтобы вновь привыкнуть к тебе… научиться любить тебя… Сердце мое всегда принадлежало тебе, любовь моя… но будь сдержан и терпелив до… до…

Голое Батистины внезапно сделался хриплым.

Укрощенный гордец завершил ее фразу:

— До нашей свадьбы, Батистина!

И он закрыл ей рот поцелуем. Флорис и Батистина молча возвращались к хижине. Он держал ее за руку; они шли, словно юная деревенская парочка: застенчивые жених и невеста. Время от времени они останавливались, чтобы поцеловаться, а потом продолжали свой путь, тяжело дыша от безумной неутоленной любви.