Майкл Корда - Роковая женщина

— Да, конечно… Я не хотел сказать…

— Не могли бы вы немного отойти назад, чтобы я могла видеть. Или я прошу слишком много?

Он откашлялся и отступил. Впереди, примерно в пятидесяти фугах, она увидела могилу. Она была совсем рядом с памятником Патнэму Баннермэну, справа от центра Пирога, ее края покрывал слой дерна. Слышно было, как ректор читает молитву. За ним стоял Эммет де Витт, воздев глаза к небу, словно находился на прямой связи с Богом, в то время как остальная часть семьи собралась вокруг старой миссис Баннермэн, напротив двух священников.

Прошла минута молчания, затем появились могильщики и стали опускать на лямках гроб в яму. Алекса закрыла глаза. Это был самый страшный миг на отцовских похоронах — медленный, но неостановимый спуск в могилу, окончательное сознание, что он ушел навеки, погребен , и уже слишком поздно что-либо изменить.

Она вспоминала тупой стук комьев земли, окаменевшей после долгой засухи, о дерево, когда могильщики закапывали гроб отца. Этот звук преследовал ее годами, он и сейчас порой появлялся в ее снах. При этой мысли она ощутила, что ее бросило в пот, и открыла глаза.

— С тобой все в порядке? — услышала она шепот Саймона. — Ты сейчас побелела как полотно.

Она кивнула, обнаружив, что ей трудно восстановить дыхание, а еще труднее говорить — стиснув зубы, она заставила себя следить за гробом, пока тот исчезал в яме. Она ожидала услышать ужасный звук комьев земли по крышке, но Роберт Баннермэн просто выступил вперед, взял у одного из могильщиков серебряную лопатку — отсюда она казалась более подходящей для чайного сервиза, чем для похорон, нагнулся, чтобы зачерпнуть ею земли, которую молча сбросил в могилу. Затем вернул лопатку, вытер пальцы и отступил назад.

Семья Баннермэнов потянулась прочь от могилы. К облегчению Алексы, забрасывание гроба землей явно не входило в церемонию. Алекса глубоко вздохнула. Ей было непомерно грустно, она чувствовала себя совершенно опустошенной, внезапно усталой, и радовалась, что гроб исчез с ее поля зрения. Все, ради чего она приехала сюда, свершилось. Ей хотелось домой.

— Печально, правда? — спросил Букер, хотя прозвучало это без всякой печали. — Я думаю, он всегда надеялся на полную программу — гроб на лафете, черные кони, флаги по всей стране приспущены, оркестр морских пехотинцев играет «Привет вождю» в медленном темпе… И он бы мог все это получить, если бы Хью Скотт не забрал свое обещание и не отправил в последнюю минуту делегацию Пенсильвании к Никсону.

— Это действительно было так возможно? — спросила она заинтересованно, несмотря на растущее раздражение из-за отсутствия в голосе Букера сочувствия и любви.

— Вы слишком молоды, чтобы помнить. Очень многим людям он казался победителем. Но не политиканам. Им не нужен был такой президент — слишком богатый, чтобы они могли его контролировать. И Артур, как вам известно, не обладал инстинктом убийцы. Он оставил грязную работу на Роберта, но не желал знать, что творит Роберт от его имени. Конечно, Роберт был тогда слишком молод, чтобы справиться с подобной ответственностью. Артур вам об этом не рассказывал?

— Кое-что. Не многое. Однажды он сказал мне, что проигрыш в номинации — лучшее, что когда-либо с ним случалось. «Если бы я победил, — говорил он, — я бы полностью увяз во Вьетнаме. В конце концов, люди возненавидели бы меня, точно также, как они ненавидели беднягу Линдона».

— Для меня это звучит совсем непохоже для него. Я имею в виду, конечно, тему Вьетнама. Ведь он высунулся из своей скорлупы ради Линдона Джонсона, и как раз перед концом войны. И даже для Никсона во время вторжения в Камбоджу — а Никсона он ненавидел гораздо сильнее, чем братьев Кеннеди или Джонсона. В последний год я не так часто с ним виделся, но, честно говоря, он никогда не казался мне человеком, способным философствовать о поражениях.

— Таким он был со мной.

— Вы, должно быть, положительно влияли на старика.

— Похоже, здесь никто так не думает, — фыркнула она, разозленная непробиваемой жизнерадостностью Букера. Он не только был равнодушен к смерти Артура Баннермэна, но, казалось, полагал, что и она — тоже. Он вел себя с ней как с бесчувственной посторонней зрительницей. Она также сомневалась, что он бы осмелился назвать Артура «стариком» перед любым членом семьи.

Он посмотрел на нее пристально и потер подбородок.

— Простите. Я понимаю, что для вас трудно…

— Трудно?

— Ну, учитывая обстоятельства…

— Обстоятельства?

Черные глаза Букера выразительно округлились.

— Его смерти, хотел я сказать.

— Какая разница, как он умер? Артур любил меня, а теперь он мертв. Сожалею, если это смущает семью, но так уж случилось. — Она взглянула на Букера, словно ей было важно его мнение. — Он любил меня и женился на мне, — тихо сказала она. — Верите вы в это или нет. Вот почему я здесь.

Он откашлялся.

— Да, конечно… я понимаю… вы должны чувствовать… — В поисках вдохновения он уставился на шляпу. — Это огромная потеря. Для каждого. Для вас тоже.

— Спасибо. Рада, что наконец кто-то это сказал.

Букер вздохнул. У него было задумчивое выражение лица мужчины, привыкшего ошибаться в женщинах, как бы он ни был умен во всех иных отношениях.

— Вы не совсем такая, какую мы… какую я представлял.

— А что вы представляли, мистер Букер? Ответьте, просто из любопытства. Какую-нибудь хористочку? Безмозглую модель? Неужели вы все считали, что Артур не способен проявить лучшего вкуса?

— Послушайте, — в его тоне прозвучали оправдательные ноты. — Вы не могли ожидать, что здесь вам приготовят радушный прием. Общее мнение, что Артур совсем спятил.

— Это ваше мнение, мистер Букер?

— Может, и нет, но я здесь только работаю. Послушайте, мы ступили на неверный путь. Я сожалею.

Он и впрямь сожалеет, — решила она. Взгляд у него как у виноватого кокер-спаниеля. Теперь, когда она пригляделась к нему повнимательнее, то заметила, что на свой лад он очень привлекателен. При других обстоятельствах, подумала Алекса, он бы ей понравился.

— Думаю, нам лучше уйти, — сказал из-за ее плеча Саймон, подав голос впервые с тех пор, как они вышли из церкви. И тон его был настойчив.

Букер огляделся, потом кивнул.

— Хорошая мысль. Я покажу, где стоит ваша машина.

Она глянула через его плечо, гадая, что привлекло внимание Саймона, и увидела, что Элинор Баннермэн методично совершает обход Пирога, принимая соболезнования гостей. Она двигалась быстро, останавливаясь возле каждого человека лишь для того, чтобы кивнуть или коротко поблагодарить. В ее передвижении не было ничего случайного. Она явно уже обошла каждый сектор Пирога, и теперь неумолимо приближалась к ним.