Нэнси Гэри - Несостоявшаяся свадьба

Но сейчас Биллу пришлось с горечью признать, что Карл почему-то подавлял его своей личностью. Глядя на обнаженный торс и обветренное смуглое лицо португальца, наблюдая раскованную грацию могучего тела, Билл ощущал себя маленьким и слабым.

Карл достал с полки внушительных размеров ржавый рыболовный крючок и взвесил его на ладони. Ничего угрожающего в этом жесте португальца не было, но Билл, однако, поежился.

— Как ты собираешься помочь мне? — с издевкой спросил Карл. — Чем? Я люблю Хоуп. Я полюбил ее с первой встречи. И она вышла бы замуж за меня, если б не пожалела тебя.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Билл по-прежнему сохранял вежливость, хотя давалось это ему тяжело.

— Держу пари, что понимаешь.

Карл навис над сидящим Лоуренсом.

— Вот именно такие людишки вроде тебя добиваются своего. Изворачиваются, врут, прямо никогда ничего не скажут. Когда-нибудь Хоуп рассказывала тебе о нас? О том, как нам хорошо вместе? И в постели, кстати, тоже, если тебе это интересно. — Карл подмигнул Биллу, и у того на душе стало совсем мерзко. — Думаю, ничего она тебе не сказала. Все равно ты бы не захотел ее слушать. Это же какой-то кошмар для тебя — простой работяга развлекает твою дочку, да так, что ей и во сне не снилось. Может, лично тебя я не устраиваю, но для нее вполне гожусь, и если бы ты был нормальным отцом…

— Не желаю этого слушать!

Билл в ярости вскочил. Теперь они стояли лицом к лицу, очень близко, почти вплотную. Их разделяло всего лишь несколько дюймов, и он ощущал дыхание Карла, ощутимый запах анчоусов, которые португалец, вероятно, ел на завтрак. Билл понял, что с таким мерзавцем церемониться не стоит, и заговорил на его же языке:

— Я дам тебе десять тысяч долларов. Начни свое дело. Купи новую лодку. И уматывай ко всем чертям из города! Неважно куда, только оставь мою дочь в покое.

— Где же ты раздобыл такие деньги? — Гадкая ухмылка промелькнула у Карла на лице.

— Не понимаю, о чем ты! — отрезал Лоуренс, но тут же в его душу закралось сомнение, насколько убедительно прозвучало сделанное им предложение. Или это следствие паранойи, завладевшей его психикой? Не могла же Хоуп рассказать Карлу об их печальном финансовом положении? Или могла? Тогда понятно, откуда эти издевательские намеки.

Только от Хоуп этот негодяй мог прознать, как плохи его дела. Ведь Лоуренсы по-прежнему обитают в своем старинном доме. И если даже партнеры вынудили Билла расстаться с его юридической фирмой, немногие догадаются, что послужило катализатором этих перемен. Пока никто не обнаружит ворох неоплаченных счетов и просроченных векселей в ящике его письменного стола, не присмотрится внимательнее к облупившейся краске на стенах и ставнях, не увидит протечек на потолке гостевой спальни, образовавшихся из-за дырявой крыши, Лоуренс будет считаться состоятельным человеком.

Трудно было поверить, что уже почти десять лет он трудится в одиночку, за вдвое меньшую почасовую оплату, снимает за свой счет помещение в деловом районе Беверли-Фарм и делит приемную и секретаршу с независимым аудитором. Билл достаточно занятой человек, работы ему хватает, но это все сделки, не слишком прибыльные для юриста. Карл отчасти прав. Деньги, которые он собирался ему всучить, были собраны по крохам.

— Ты хочешь заплатить мне — подкупить меня, — чтобы я порвал с Хоуп, и рассчитываешь, что я соглашусь?

— Я рассчитываю, что ты проявишь благоразумие в сложившихся обстоятельствах. Хоуп будет счастлива с Джеком. Он хороший человек. А ты, я уверен, сможешь правильно использовать эти деньги. Таким образом, в этой сделке никто не проиграет.

Билл надеялся, что говорит достаточно убедительно.

«Если ты любишь Хоуп, то оставь ее», — хотелось ему добавить, но тогда он бы признал, что у Карла есть какие-то чувства к его дочери.

Билл не сразу осознал, что произошло, почувствовав, как комок слюны стекает по его щеке. Он стоял, замерев, словно парализованный, испытывая желание утереть плевок, но колебался, опасаясь, что любой его жест может спровоцировать португальца на насилие.

В черных глазах Карла полыхал злобный огонь.

— Ты не предоставил своей дочери настоящего выбора, потому что она сохнет по мне и выбрала бы меня. Мы оба это знаем. Тебе нет дела до ее чувств и желаний. Ты всегда навязываешь ей свою волю.

Карл отвернулся, шагнул к окну и отдернул штору. Солнце опять залило комнату. Билл обшарил взглядом полку, желая убедиться, что все острые предметы, которые приметил раньше, на месте.

Лицо Карла застыло, будто маска. То ли он углубился в свои мысли, вглядываясь в далекий океан, то ли медленно наливался злобой, готовый взорваться. Ждать, во что выльется эта затянувшаяся пауза, Билл не хотел.

Он извлек из кармана блейзера конверт. Не выпуская португальца из виду, Билл наклонился и положил конверт на стол.

— Подумай на досуге, — сказал он, отступая к двери.

Крикливый женский голос, сопровождаемый истошным детским воплем, ворвался ему в уши, как только он очутился на лестнице. Билл начал спускаться по лестнице, испытывая искушение перескакивать через две ступеньки сразу, но опасался споткнуться и полететь вниз.

Облегчение он почувствовал, лишь когда вышел на воздух и в глаза ему блеснул солнечный зайчик, отраженный от ветрового стекла его «Мерседеса».

Билл уже садился в машину, когда сверху донесся шепелявый голос португальца:

— Ты свою дочь совсем не знаешь. Она не выйдет замуж за Джека Кэбота. Это я тебе обещаю!

Преподобный Эдгар Уитни расстегнул «молнию» пластиковой сумки и принялся вываливать богатый урожай пожертвований, собранный вчера с прихожан. В отдельную кучку он складывал монеты и помятые купюры, в другую — соблазнительные заклеенные конверты с чеками на значительные суммы.

Он удовлетворенно вздохнул, предварительно прикинув общий итог. Судя по значительной набегающей цифре, прихожане проявили отменную щедрость. Церковь Святого Духа была самой финансово обеспеченной в епархии Массачусетса.

Хотя понедельник считался официальным выходным днем Уитни и служебный кабинет при церкви был закрыт для приема посетителей, он все равно пришел на работу. Он позволил себе на полчаса раньше вкусить завтрак — чашку крепкого кофе, заваренного по собственному рецепту, и особо приготовленную яичницу с беконом, — чтобы насладиться тишиной и покоем, которые даровала ему пустая церковь. Требовалось некоторое время для размышлений.

В эти украденные у мирской суеты минуты он сочинял фразы, с которыми обратится к прихожанам во время следующей службы. Он посвятил свою жизнь служению господу и сделал этот выбор очень давно, еще юношей, когда вдруг проснулся весь в поту с ощущением, что стоит на краю пропасти и судьба его зависит от того, сможет ли он ее перешагнуть. Этот ночной кошмар повторялся неоднократно, и Уитни понял, что подвергается испытанию свыше. Он лишился воли, его личность рассыпалась в прах, и он начал каяться.