Елена Кривская - Глинтвейн на двоих

— А если тебя нет дома? Все нет и нет? Какие-то компании у тебя собираются…

Она вспомнила рассказ дяди.

— И все-таки? Почему ты здесь?

— А у меня визитная карточка твоего профессора. Вот, — он показал ее. — Где же тебя искать, как не здесь.

— Ну и?

— Ну и вот что: Марина от меня ушла. И я не могу ее найти.

Аня вздохнула. Она подозревала, что такое может произойти. Судя по тому, что передал ей дядя, оно произошло уже тогда.

— В чем дело? Вы все время ссорились. Ругалась. Наверное ты оскорблял ее? Назвал каким-нибудь ужасным словом? Она боялась этого…

— Я назвал? Ты бы послушала, каким ужасным словом она назвала меня!

— Каким же?

— Не хочу повторять. У тебя уши завянут.

— Ну и что? Не мог вытерпеть? Подумаешь, чувствительный какой! Мужчина, называется!

— Аня! О чем ты? В том-то и дело, что я все проглотил. Смолчал. Тогда она знаешь что заявляет?

— Что?

— Что не может жить с мужчиной, который спокойно сносит такое оскорбление… А потом она заявляет, что между нами все кончено. Раз и навсегда. И чтобы я не думал разыскивать ее…

Аня вздохнула. Как это было похоже на ее подругу!

— Аня, послушай, это серьезно?

— Что серьезно?

— Ну, то, что она сказала… Неужели — это навсегда?

Аня не могла солгать. Поэтому, вздохнув, она сказала то, что думала:

— Ты знаешь, я думаю, что да. Обычно она никогда не меняла своего…

Она не успела докончить, так как Игорь спрятал лицо в ладонях и зарыдал. Это не было огромной неожиданностью, потому что она уже слышала о том, как он рыдал по телефону. Но все же… Вздохнув, она принялась его утешать, поглаживая по голове и тихонько отнимая его ладони от лица:

— Ну, Игорь, успокойся… Будь же мужчиной. В конце концов, не все же потеряно. Может быть… Да и вообще, жизнь на этом не кончается. Ты красив, богат… Есть поди, которых судьба била сильнее. Вот, взгляни хотя бы на меня…

Он послушался и взглянул, да еще как! Слезы мгновенно высохли. Руки потянулись к ней. Он обнял ее за талию и привлек к себе.

— Помоги, — шептал он, — помоги мне справиться с этим…

Она испугалась:

— Игорь! Ты в своем уме? Перестань!..

Он попытался поцеловать ее — она сжала губы. Но она не могла не слушать его горячий, бессвязный шепот:

— Я знаю: ты одна настоящая… не такая, как все они… Помоги мне… Будь со мною сейчас. Понимаешь, мне плохо.

Его руки проникли под складки халата и коснулись ее обнаженного тела. Он застонал и сдавил ее.

Она с ужасом почувствовала, что его прикосновение отнюдь не неприятно ей. Даже наоборот. Где-то глубоко внутри зародилось и стало расти горячее томление. «Боже, — думала она, — знали бы наши мужчины, какой ценой нам дается подчас верность». Она сделала попытку вырваться.

— Я понимаю тебя: ты любишь его, — шептал он, — пусть. Будь со мной хотя бы сейчас, когда мне так плохо. Он ничего не узнает. Так будет лучше всем. Только один раз…

Он вновь прижался губами к ее сомкнутому рту.

— Игорь, — в отчаянии, чувствуя, что не в силах сопротивляться возникшему внутри нее желанию, выкрикнула она, — не надо! Умоляю тебя! Ну, не надо, милый, дорогой! Пожалей меня! Мы найдем ее, мы уговорим ее. Я обещаю. У вас все будет хорошо. Только не надо… здесь… сейчас…

Он как будто не слышал ее.

Он никого не уведомил о своем возвращении — перед той, кто могла ожидать его, он хотел появиться неожиданно. Он еще не решил, что сразу подарит ей — огромную краснофигурную вазу, которая занимала половину его багажа, или набор французской косметики Он склонялся к последнему, признаваясь самому себе, что краснофигурная ваза, имитирующая античные образы, неплохо украсила бы его кабинет. Кроме того, к Рождеству он собирался подарить ей еще… если подойдет, конечно. Он представил себе, как она примеряет его подарок, как ослепительно хороша она в нем, как захочет спять, но он настоит, чтобы она так и оставалась. А потом, когда они расправятся с румяным, запеченным в духовке гусем, они долго будут рассматривать слайды — их возили на экскурсию в Афины. Храм Ники на афинском акрополе, руины Парфенона, театр Диониса в Афинах…

Его спутница, доцент Денисова, заметно волновалась. Ее должен был встречать муж — не это ли было причиной ее беспокойства? Всю дорогу она ластилась к профессору, заискивающе заглядывала в глаза, а он невольно улыбался, понимая причину такой перемены в отношениях. В Греции он был свидетелем скоротечного романа Нины с молодым профессором из Франции, великолепным знатоком античного стихотворного метра.

— Вас не будут встречать, Юлиан Петрович? — спрашивала она, строя ему глазки.

— Вряд ли.

— Мы вас подбросим, места в машине хватит. Хорошо, Юлиан Петрович?

— Ну, что ж, если вы будете так любезны…

Конечно же он не выдаст ее. По-своему он ее понимает: молодая женщина, общительная, жизнерадостная… Да и он сам — было ли безупречным его собственное поведение в последнее время?

Но в одном он ошибся — в аэропорту его тоже встречали. Он страшно удивился, видя, как к нему быстрыми шагами приближается Виктория.

— Привет, — сказала она ему. — С прибытием. Не ожидал? Я позвонила мужу Денисовой и узнала, что вы прибываете. Я на машине. Подвезу.

— Спасибо, не ожидал, — растерянно сказал он.

— Не удивляйся, — вновь заговорила она, когда профессорские чемоданы были уложены, а они сидели рядом, на передних сиденьях, Виктория — за рулем. — Я встретила тебя еще и потому, что захотелось побеседовать.

— Разве мы мало говорили по телефону? — удивился он. — По-моему, у тебя всякий раз отпадало желание продолжать.

— Я не всегда была права… да и ты, признайся тоже… Но сейчас речь не об этом. Ты удачно съездил?

— Все было превосходно. Крупнейшие специалисты планеты… Я познакомился с коллегами из Британского университета, и ты знаешь…

— Ладно, про Британский университет после. Рада за тебя. Ты неплохо выглядишь, загорел.

— Там солнце…

— Молодец. Теперь послушай обо мне…

— Да-да, конечно, — он изобразил глубокую заинтересованность. — Как твое здоровье? Работа? Личная жизнь? Ты по-прежнему с…

Он хотел спросить и осекся. Она опередила его.

— Он бросил меня, — ответила она просто.

— В самом деле? — изумился он.

— Сошелся с какой-то молоденькой аспиранткой. Но дело даже не в этом. В том, как он сделал это. Он произнес почти те же слова, что и я… помнишь, тогда… Вот тут-то я на собственной шкуре убедилась, как я виновата перед тобой…

— Действительно? Но, извини, я чего-то недопонимаю… Какие такие слова?

Она молчала.

— Ага, это о том, что мне… чего-то такого не хватает? Да?

— Он заявил, что я недостаточно горяча.

— Извини, пожалуйста… — смущенно заговорил профессор, выдержав долгую паузу, — но ты ведь сама затронула такую деликатную тему… Видишь ли, я был невольным свидетелем одной интимной сцены. Так вот, тогда мне не показалось…