Елена Вайцеховская - Москвины: «Лед для двоих»

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ

ИГОРЬ И ТАМАРА МОСКВИНЫ: «ЛЁД ДЛЯ ДВОИХ»

Много лет назад мне довелось делать интервью с собственным отцом. В свое время он десять лет проработал главным тренером сборной СССР по плаванию, создал команду, к которой за всю историю плавания не сумел приблизиться по результатам никто ни из предшественников, ни последователей.

В том интервью он сказал мне: «Не боги горшки обжигают. Но чтобы подготовить олимпийского чемпиона, нужен бог. Не верю, что это способен сделать любой тренер. Таким тренером надо родиться…»

Примерно с тех времен я и стала задумываться: а что, собственно, выводит в чемпионы одного-единственного атлета или команду из дюжины равных соперников? Готовность? Уверенность в себе? Банальный фарт? И неизменно приходила к выводу: львиная доля успеха всегда принадлежит тренеру. Тому самому человеку, от которого в момент выступления его спортсменов, казалось бы, не зависит ничего, хотя на самом деле, зависит все.

Выдающиеся тренеры рождаются крайне редко. Может быть даже реже, чем выдающиеся атлеты. Это совершенно особая порода людей. На первый взгляд — все они предельно жесткие, непоколебимые в собственной уверенности. Не боящиеся ни самых рискованных решений, ни ответственности за них. Отнимающие много крови и нервов как у противников, так и у самых близких людей. Абсолютные максималисты. И все это потому, что видят перед собой эти люди, как правило, единственную цель: победить. Сделать так, чтобы твой подопечный научился находить в себе качества, о которых даже не подозревал. Научить его терпеть и бороться. Идти вперед, когда идти уже невозможно. Сопротивляться обстоятельствам и добиваться поставленной цели.

Своих тренеров очень трудно любить. На этот счет мне однажды очень хорошо сказала дочь великого Анатолия Тарасова — Галина. Сама она проработала всю свою жизнь преподавателем в школе, а в разговоре со мной заметила:

— Быть учителем значительно проще. Можно добиться желаемого результата любовью, мягкостью. А вот в спорте так не бывает. Одному богу известно, чего это стоит — готовить человека для того, чтобы он стал лучшим в мире…

К людям тренерской профессии я до сих пор отношусь совершенно иначе, чем ко всем остальным. Обожаю разговаривать с ними «за жизнь», бывать на тренировках, наблюдать за тем, как растут ученики, и за тем, как с течением времени в этих учениках все четче проявляются черты, свойственные их наставникам.

Именно так — из наблюдений и бесед — родилась эта книга. И я безумно благодарна судьбе за то, что она свела меня с Игорем и Тамарой Москвиными. Великими тренерами. Великими новаторами. Великими педагогами.

С Тамарой Москвиной я познакомилась в 1991-м. Меня — впервые приехавшую на соревнования по фигурному катанию журналистку — подвел к тренеру давний знакомый фигурист со словами: «Прошу любить и жаловать».

Тамара Николаевна окинула меня мгновенным оценивающим взглядом и довольно жестко сказала: «Любить не обещаю. Жаловать придется».

Я потом еще долго ее побаивалась. Ибо почти каждая наша встреча начиналась той или иной, но неизменно суровой фразой тренера:

— Это вы пишете о том, что я постоянно работаю за границей? Я могу вам прислать расписание своей работы, и вы убедитесь в том, что дома я нахожусь гораздо чаще.

Игорь Борисович Москвин представлялся мне полной противоположностью своей супруги. Каждый раз, когда я видела тренера на тех или иных соревнованиях по фигурному катанию, в голове почему-то всплывал один и тот же дурацкий вопрос: «Интересно, можно ли с ним поссориться?».

В течение самого первого года своей журналистской работы я успела неплохо понять специфику человеческих отношений, процветавшую в этом виде спорта: слишком дружеская улыбка одному спортсмену или тренеру — тебя тут же перестает замечать другой. Любая неосторожная или недостаточно четкая фраза в газетном репортаже — в ней мгновенно начинают искать несуществующий подтекст и, естественно, его находят. И не дай бог наедине попить с кем-то кофе!!!

Пару раз обжегшись на «дружеских» отношениях и расхлебав последствия, я научилась существовать в фигурном катании, как в скафандре — никому не доверяя и никого не впуская в душу. Мелкие конфликты случались на каждом шагу и стали для меня настолько привычной составляющей фигурного мира, что я очень быстро вообще перестала обращать на них внимание. Старалась, по крайней мере.

Но в этом мире был Москвин.

Элегантный, седой и строгий. С пронзительным и очень внимательным взглядом из-под роговых очков. Не очень разговорчивый, но при этом необычайно острый на язык. Надежный, как скала. Справедливый — иногда до обидного. Но сколь бы жесткими ни были его комментарии, они ни когда не звучали унизительно для собеседника. Потому что всегда были честными.

Хотя главное заключалось не в этом. При всей кажущейся внешней суровости и неприступности тренера от него шло очень ощутимое внутреннее тепло, в ауре которого хотелось находиться постоянно.

Это тепло в свою очередь рождало уверенность: рядом с таким человеком не обидят, не ударят в спину, не станут высмеивать твои слабости и ошибки, даже если ты сам нечаянно дал такой повод.

Пожалуй, наиболее исчерпывающе это сформулировала олимпийская чемпионка в танцах на льду Наташа Бестемьянова. С ней мы как-то разговорились о прежних, еще спортивных временах, когда Москвин тренировал Игоря Бобрина, а сама Наташа — еще не жена Бобрина, а главная его поклонница и друг — изредка захаживала на тренировки одиночников. Рассказывая о Москвине, она сказала:

— Перед Игорем Борисовичем не нужно играть и притворяться. Можно позволить себе совершенно обнажить душу — он никогда не уколет. Это — такая редкость для фигурного катания…

Чем дольше на протяжении своей работы в спортивной журналистике я размышляла о личности Москвина, тем прочнее приходила к выводу: для того, чтобы всерьез поссориться с тренером, нужно быть либо очень завистливым и склочным, либо крайне агрессивным человеком.

Для всех своих учеников и коллег Москвин всегда был Шефом. Собственно, большинство коллег (все питерские тренеры — так наверняка!) выросло именно из его бывших учеников. Из тех, кого он тренировал на льду, кому читал лекции в школе тренеров и институте физкультуры. Он умел учить как бы невзначай: что-то показывая, о чем-то рассказывая. При этом никогда не выпячивал свою тренерскую роль и не жаждал славы.