Елена Кривская - Глинтвейн на двоих

Он проснулся ровно в пять, в соответствии с собственным биологическим будильником, но не нашел ее около себя. Вмятина в постели сохранила не только форму ее тела, но и ее тепло. Змейка выскользнула из-под одеяла совсем недавно. На кухне брезжил свет. Накинув пижаму, он направился туда и, зажмурив глаза, увидел ее. С некоторым изумлением он увидел на ней свою рубашку в синюю клетку, не сколько мешковатую в плечах, но достаточно длинную, чтобы прикрыть верх бедер. Она ставила на стол дымящийся кофейник и две чашки.

— Доброе утро, — сказала она и виновато добавила: — Извини, я не нашла халата…

Халата и не могло быть — Виктория не оставила в квартире ничего из своей одежды. Подчеркивая этим, что ушла навсегда.

— Тебе идет, — он подошел и поправил нижний край рубашки, дотронувшись до прохладной шелковистой кожи ее бедра.

— Умывайся и приходи пить кофе, — засмеялась она. — Эх ты, обещал меня разбудить…

— Я проснулся ровно в пять, — запротестовал он, — не виноват же я, что ты оказалась жаворонком…

— Надо бы вернуться пораньше. Я думаю, все будут спать и, может быть, удастся проскользнуть в квартиру незамеченной. Тогда никто не узнает, во сколько я вернулась.

— Хорошо у тебя, — сказала она, когда оба сидели за столом и пили кофе. — Я теперь понимаю, чего мне так не хватало, когда я не знала тебя. Покоя и надежности. Ты знаешь, я ожидала, что после развода немного отдохну — и от мужа, и от его знакомых, которые стали и моими знакомыми, и от наших родственников, от людей вообще, от всего… Ничего подобного. Какая-то сумасшедшая жизнь… Суета, беготня. Надо учиться, и на жизнь зарабатывать, и все — самой… Можно я буду иногда приходить сюда и просто отдыхать? Когда ты позволишь?

— В любое время, — ответил он, прихлебывая кофе. Напиток казался необыкновенно вкусным. Может быть, оттого, что Аня приготовила лошадиную дозу, какую она обычно делала и для себя. Виктория же считала, что очень крепкий кофе вредит сердцу.

— Кстати, — сказала она, — кто будет поливать здесь цветы, пока ты будешь в отъезде? Кормить аквариумных рыбок?

— Вот я и думаю: кто будет поливать цветы и кормить аквариумных рыбок, пока я буду в отъезде? — улыбался профессор. — Может быть, ты согласилась бы? Я оставил бы тебе дубликаты ключей.

— Спасибо. Можно я иногда буду убегать сюда? И…

— И даже ночевать здесь, если тебе захочется, — разрешил профессор.

Тихонько войдя в прихожую своей квартиры, Аня услышала многоголосый богатырский храп. Она с облегчением вздохнула: может быть, ее появления и впрямь никто не зафиксирует? Но на кухне ее до полусмерти напугал силуэт мужчины, темнеющий на фоне окна с занимающимся утром.

— Доброе утро, племянница, — донесся до нее хриплый голос. — Что-то поздновато ты заявилась…

— Да нет, по-моему как раз очень рано, — растерянно проговорила Аня. Она включила свет. Дядюшка, мощного телосложения пятидесятилетний детина, сидел за кухонным столом и, по его выражению, «беседовал» с начатой бутылкой водки. На столе стоял еще граненый двухсотпятидесятиграммовый стакан — и больше ничего.

— Что же вы не закусываете, дядя? — Аня бросилась к холодильнику, извлекла остатки краковской колбасы.

— Давай другой стакан, выпьем, — дядюшка взялся за бутылку, — отметим твой зачет. Трудно было сдавать, а? Всю ночь сдавала…

Аня, покраснев, достала рюмку и попросила налить на донышко.

— Ты не бойся, они все равно свалились и не знают, во сколько ты пришла, — благодушно продолжал дядя, наполняя до краев ее рюмку. — А мне до чужих секретов дела нет. Только вот послушай, Аня, вчера тебя спрашивало множество людей. И по телефону, и так… Какие-то Игори, Марины, Ирины… много народу спрашивало… Одного я немножко по лестнице спустил, самого настырного…

— Дядюшка, о ком вы? — испугалась Аня. Но дядя заставил ее выпить и лишь потом, неспешно опрокинув граненый стакан, начал рассказывать:

— Игори, Марины, Капитолины — те культурно по телефону спрашивали, хотя и довольно часто, каждые десять минут. Мужик — тот даже в трубку зарыдал, тогда я его послал, а потом жалко стало. Но зато он перестал звонить. А баба — ту не посылал, она сама догадалась и перестала звонить. Но вот тот настырный… Представляешь, заявляется в квартиру и начинает качать права. Где жена, говорит, я ее муж. Вы, говорит, ее прячете… Где я тебя прячу, под кроватью, что ли?

— Олег?

— Ну да, Олег. Ты его знаешь, этого хмыря?

— Дядя, но ведь это и правда был муж, только бывший… Я же вам его представляла, в прошлый ваш приезд, три года назад.

— А ты помнишь, какой я приехал три года назад? Нарезамшись. Я бы и тебя тогда не узнал… Ну, ладно, если ты муж, то должен дома быть, а не с улицы в одиннадцать ночи приходить и жену под кроватью искать. Вот и пришлось немножко грубо с ним обойтись. Ежели бы я знал, что это муж…

— Бывший муж…

— А если бывший, так и поделом. Как раз ступеньки и пересчитал. Я думаю, он не будет больше тебя беспокоить.

Аня не была в этом уверена.

— Ты ему сказал, где я?

— Сказал, а как же. Сдает, говорю, зачет. Не поверил. Плохой он человек недоверчивый.

— Он не будет больше меня разыскивать?

— Кто его знает. Непонятный человек, этот твой муж. Предлагали выпить — отказался. Хотя сам был уже под шафе. Все норовил под кровать заглянуть. А какое ты право имеешь заглядывать под кровать, ежели ты — бывший муж? Это чужая кровать. Вот и поехал по ступенькам вниз.

Дядя подмигнул Ане.

— А тот, другой, почему по телефону плакал? Ты его обидела, что ли?

— Я не обижала. Это, может быть, подруга…

— Еще и подруга? Э-э, тут, милая, без бутылки не разберешься, — и дядюшка извлек из холодильника новую бутылку «Столичной».

Аня облокотилась на стол, прикрыла ладонью глаза.

— Слушай, племянница, — услышала она дядин голос, — ты не переживай, все как-нибудь утрясется…

— Думаете?

— Знаю. А ты вот что: выпей еще стаканчик, и все забудется. Бывший муж, настоящий…

— Не буду я больше пить, — испугалась Аня. — Мне на занятия…

— А родственников проводить? Обещала ведь… Ты послушайся меня: выпей и иди отдохни. Эти еще долго спать будут, а моя раскладушка свободная. А я тут тихонько посижу с бутылочкой побеседую.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул дядя, когда Аня, морщась, опрокинула рюмку, — теперь порядок. Можешь идти отдыхать. Шутка ли — целую ночь зачет сдавала…

Слегка пошатываясь, Аня последовала совету дядюшки. Свернувшись калачиком на раскладушке, она успела подумать о своей теперешней жизни — хаотичной, среди каких-то обломков, обрывков неначатых и незавершенных дел, планов, в запутанных отношениях с близкими и не очень близкими людьми… И тишина, покой, определенность связывались только с профессором, но они казались далекими, как то холодное озеро, к которому они пробирались низиной, между замерзшими лужицами. Обледенелая трава, хруст льда под ногами — были последним впечатлением прошедшего дня, а потом она упала в глубокий провал сна.