Ксения Васильева - Девственница

- Я знаю, тебе будет сейчас плохо, но у меня их украли (Светлана сначала криво усмехнулась, потом заплакала), нас вооб-ще обокрали в поезде! Если хочешь знать! Мы спали по очереди, там цыгане ехали, а под утро нас сморило! У меня, посмотри, в чемодане ерунда осталась! У Маринки весь её шикарный гардероб сперли. А кольца я специально сняла, чтобы не видели! Что мне теперь делать? Вешаться?

И Наташа зарыдала, что хотелось сделать давно, но сдерживалась, и вот теперь прорвало.

Александр Семенович побежал было за водой, валерианкой, но остановил себя: тут ОН нужен, а не валерианка, потом валерианка.

Ему особенно было жалко Светку, - до невозможности: видеть, как нахально брешет их невинная (была!) дочурка и, собственно, не мочь ничего сделать. Все правдоподобно и логично, - цыгане, желание покрасоваться кольцами... И прочее.

Но все это была "литература", как любил говорить его отец, когда кто-нибудь сильно завирался. И эту дуру Наташку тоже было жалко: кто-то объегорил её, да так, что она и сейчас, дома, не может быть сама собой. Рассказала бы уж всю правду! Какая ни на есть, - не убили бы они её. Даже Светка, вон, как рыдает. Но нет, их дочь продолжает врать и завираться.

Девочки, девочки, мои милые, да перестаньте вы реветь! Ну подумаешь, кольца! Что это, жизнь? Здоровье? Благополучие, наконец? Господи, да пусть это будет самое страшное в нашей жизни! - сказал он, пытаясь хоть как-то их успокоить.

Наташа вытащила из-под дивана чемодан. Открыла его: там было совсем мало вещей, так, ерунда, какие-то платьишки, полупустой он был.

... А может, правда?.. - Возникло в Александре Семеновиче вместе с волной радости. Правда! Разве не могли её обокрасть в поезде? Есть, конечно, несообразности, но ведь он не учитывает, что она маленькая девочка. Испугалась до смерти, наверное, что мама устроит: вот и пришла, как в воду опущенная. Даже наверное!

Натулька, верю я, верю тебе, ну что ты чемоданом трясешь! Да совсем бы их не было, этих колец!

Наташа перестала плакать и смотрела на него с такой благодарностью и любовью, что он сам чуть не заплакал.

Света, да пусть Наташка носит все, что захочет. Только, конечно, тогда, когда никуда далеко не едет, а тут, в Москве, - пожалуйста. А то ведь, правда, так получается, мол, когда умру - все тебе достанется... 3ачем это? Не лучше ли при собственной жизни увидеть дочь красиво одетой и в красивых украшениях?

Светлана забормотала: но ведь я и хотела так. Только позже.

Думала, когда выйдет замуж, станет дамой - все и отдам...

И вдруг Светка сделала верный шаг, она встала и, сказав, что пойдет поставит чайник, - хоть чаю попить, - вышла из комнаты.

Александр Семенович решился. Он посмотрел на Наташу, которая с каким-то ожиданием и вместе со страхом смотрела на него. ... Надо сказать все, что надумал, приказал себе Александр Семенович, и начал говорить.

Наташа, хорошо, что мама ушла, она тебя ужасно любит, но человек она нервный и потому недоверчивый, даже подозрительный. Но это понять можно: такая у неё достаточно противная работа, которая, правда, нас с тобой кормит. Я понимаю, Натулечка, что ты не все сказала, не всю правду. Слушай меня, выслушай. Не дергайся. Я тебе плохого не желаю, впрочем, как и мама. Тебя, я думаю, сильно обманули, как, - не знаю. Захочешь - расскажешь, нет - нет, на "нет" и суда нет. Но если у тебя какие-то проблемы, может, даже с деньгами, может, ты кому должна... Не хочу гадать. Знай: мы с матерью самые близкие тебе люди и больше, чем мы, любтиь тебя никто не будет. Разве муж и то, если он - будет порядочный человек, добрый и понимающий.

Наташа вскинулась: папа! Я не выйду замуж, никогда. Я так решила! Александр Семенович подумал: вот оно! Напал на след!..

- Ну, Наташечка, это ты не ерунди. Все выходят замуж, хотя мно-гие в юности клянутся не жениться или не выходить замуж... Я это знаю. Переболел сам. Но, повторяю тебе-если чтот-о тревожит тебя, что-то угнетает, - скажи.

Была минута, когда Наташа, проникшись словами отца, хотела броситься ему на грудь и все рассказать, и про НЕГО - тоже. И решить о НЕМ. Ведь папа верно говорит, больше, чем они с мамой, никто никогда её любить не будет. Сказать?..

Но трусость и неимоверная усталость одолели её. Она представила всю драму, которую создаст тут же мама, - и папа ничего не сделает. Будет истерика, слезы, крики и чем все закончится, - неизвестно. За это время она загнется: от всего, что настанет в их доме. Нет. Невозможно. Надо быть твердой. Сказала - нет, и кончено. И забыть!... Забыть! Забыть!

И она сказала совсем не то, что он ждал, то есть ничего похожего даже.

Папа, вся история и истерика состоит в том, что я уже взрослый человек, а вы никак этого понять не можете. Для вас я ребенок, а я взрослая, понимаешь? (Он кивнул: конечно, она права...). И я тебя вот о чем попрошу, - она посмотрела на него просительно, но в этой просительности была какая-то фальшивинка, лесть, - та же "литература", - поговори ты с мамой, как бы ты сам понял это из нашего разговора... (Александр Семенович кивнул и горестно понял, что добился чего-то своей беседой, но совсем не того, о чем он думал, а чего-то другого, что, видимо, входило в какие-то планы Наташи). - Знаешь, мне надо жить одной. И все проблемы будут решены. Мама говорила как-то об этом. Но она сама хотела отделиться от нас, а сейчас я хочу жить одна. Я должна жить одна. И не думай, дело тут не в (она замялась...) мужчинах. Я не собираюсь ни с кем встречаться, пока, по крайней мере. Вам будет проще, а уж мне... И где-нибудь рядом друг с другом, чтобы придти можно было сразу, если захочется или нужно, понимаешь? Мама сможет так сделать, она может все, если захочет. А я думаю, ты сможешь её уговорить... - Она вопросительно посмотрела на отца.

- Хорошо, Наташка. Жалеть не будешь? Ведь на девушку с отдельной квартирой обычно налетает всякий народ. Сумеешь ли ты отделываться? А?

- Сумею, - твердо ответила Наташа.

... Нет уж, к себе она пускать никого не будет, только если ей самой очень захочется, но что-то она не замечает в себе желания кого-либо видеть. Папа думает, что она - цыпленок, а она уже и не курочка даже, а целый орелик. Так думала Наташа.

Ну что ж, если ты уверена... Только, действительно, надо поб-лиже друг к другу, - сказал Александр Семенович и вдруг почувствовал такую тоску невероятную, неизбывную, которая, он знал, теперь не уйдет никуда. Что-то порушилось в их жизни. Наташка отъедет, они останутся вдвоем. У неё будет своя жизнь, в кото-рую, - он понял, - пускать она никого не собирается. Их - тем более. Ну что ж, птенец выпал из гнезда и сам ковыляет внизу, маша крылышками... Именно - выпал, а когда, - они и не заметили. Когда же все-таки?.. Бедная, бедная Светка, какой это будет для неё удар. Но придется пережить, ничего не попишешь. Так она у них повернулась: нежданно-негаданно.