Ксения Васильева - Девственница

Ну, выживет так выживет, не наша с тобой забота, сказала лихо Марина.

Наташа лежала на диванчике в холле и смотрела на ребенка.

Увидев Марину, привстала на диване.

- Марина! Я не хочу! Он мой! Дай мне его! - закричала Наташа, обливаясь слезами.

Нинка думала, что чокнется. Она стала уговаривать Наташу: да ты что? Ему там лучше будет...

Марина резко перебила:

Мы договорились? Договорились! Нечего теперь рыдать. Захочешь, я сказала, возьмешь назад, а сейчас я его отнесу. - Ты здесь, - кивнула она Нинке и выскочила за дверь.

Наташа и Нинка остались одни. Наташа уже без слез смотрела перед собой остановившимися глазами.

- Как я теперь буду? Нина! Скажи мне?

Нинка сказала рассудительно:

Ведь ты же сама с Маринкой договаривалась? А теперь что, на попятный? Кто так делает?

Наташа прошептала:

- Но я же не знала...

Тут Нинка даже обозлилась:

Все вы ничего не знаете! Трахаетесь, потом орете, что мужик виноват, виноватого ищете! А ты раньше не подумала, а? Как будешь рожать, чего с ребенком делать? Мамаши своей боишься, вот что! А теперь - родила, увидела и страх потеряла. Раз люди хотят, они его выходят, пылинки сдувать будут. Лучше, чем родные относятся! А тебе надо сейчас ещё вот что: грудь перетянуть, чтоб молоко не перегорело, грудница будет, намаешься с нею.

Нинка вдруг почувствовала к Наташе неизъяснимую жалость.

- Давай грудь перетяну, пока я тут, а то Маринка напортачит.

Нинка встала, пошла за полотенцем, заставила Наташу сесть.

Наташа хотела сказать, как же она будет кормить своего сыночка, если у неё не будет молока, но после родов, страха, ужаса от того, что с ней нет её ребеночка, она так ослабла что ничего не могла вымолвить. И как только Нинка закончила перетягивать, упала на подушку и провалилась в забытье. И ничего уже не слышала и не знала.

Марина приехала довольно скоро, ей повезло. На улице стояло у подъезда такси с зеленым огоньком. Она плюхнулась на заднее сидение, моля Бога, чтобы "этот" не запищал. Но он пищал так слабенько, что водитель и не услышал бы.

А в Текстильщиках было так. Марья Павловна, женщина средних лет, действительно хотела ребенка, но с годами смирилась. Она была на инвалидности по сердечной болезни и вязала на дому кофты, костюмы, платья.

Муж вот-вот должен был уйти на пенсию - он работал на АЗЛК мастером, человек тихий, непьющий, спокойный, - денег им вполне хватало.

Одолевала Марью Павловну бессонница, она засыпала под утро, читала. И сейчас, когда начало потихоньку светлеть за окном, она отложила книгу и собиралась заснуть, как ей показалось, что прошелестели у входной двери какие-то шажочки и будто бег вниз. Она прислушалась: тихо. Что это было? Она хотела разбудить мужа, чтобы он посмотрел, но пожалела: ему и так скоро вставать. Сама не маленькая - посмотрит в глазок. Тихо, в тапочках, подошла она к двери, посмотрела. Никого. Но тут она услышала что-то вроде слабого писка. Котенка подбросили? Не будет она открывать: мало ли что, может, гадость какая-нибудь. Марья Павловна до жути боялась крыс. Писк повторился...

- Саня, Саня, - стала будить она мужа, - проснись, пожалуйста.Что-то у нас под дверью не в порядке.

Саня, он же Александр Ростиславович, с трудом раскрыл глаза:

О Господи, какая же рань! Что ты, Маша? Кто там под дверью? - и как все люди, которым в данную минуту не хочется двигаться, добавил: наверное, тебе приснилось.

Нет, мне не приснилось, сначала кто-то подошел, потом убежали так тихонько, будто на цыпочках. А потом этот жалобный писк.

- Писк? - удивился муж. - Ну уж это ни в какие ворота, - и поняв, что она все равно от него не отстанет, пошел к двери. Александр Ростиславович открыл дверь и увидел корзину с тряпьем, что-то там ещё было, и он, понял сразу, ощутил: ребенок!

- Маша! - закричал он. - Это ребенок! - Он наклонился и увидел маленькое личико, красненькое и напряженное от плача-писка.

Мария Павловна не поняла, чего больше в его голосе удивления или радости, потому что как раз недавно они говорили о том, что хорошо, что не взяли ребенка, что уже стары и не сильно здоровы, а ребенку нужен уход. Они хотели тогда, давно - маленького, чтобы он знать не знал, кто его настоящие родители. Марья Павловна подошла к мужу, и они вдвоем, как завороженные, смотрели в корзинку, где шевелился крошечный ребеночек.

Они враз взглянули друг на друга...

- Ну, что будем делать? - спросил муж.

- Как - что? - Возмутилась Марья Павловна. - Надо его взять в дом, что он так и будет лежать здесь перед дверью? Или ты собираешься закрыть дверь и пойти спать? - она сердито посмотрела на мужа.

Он забормотал: что ты, Машенька, что ты! - И, взяв корзинку за ручку, внес в дом маленького сыночка Наташи.

Они развязали осторожно тряпье и открылся крошечный новорожденный, мальчик.

Марья Павловна даже прослезилась: Боже, какой крошка! Они перенесли ребенка в комнату и сели около. Он вроде бы перестал пищать, и они оба время от времени наклонялись послушать: дышит ли? Первым, прокашлявшись, высказался Александр Ростиславович:

Знаешь, мне кажется, мы должны созвониться с Домом младенца и отдать его туда. Там, по крайней мере, знают, как обходиться с такими маленькими, - и, увидев какое-то жесткое выражение лица жены, добавил: - Но мы будем следить за ним и ходить, и вооб-ще...

Я думаю, - сурово сказала Марья Павловна, - что в Дом мы успеем его отнести! Ты помнишь, как мы хотели ребенка? Хотели? Вот вам! Ах, вы уже расхотели! Как быстро! Значит, так и хотели! Да если хотели по-настоящему, то ничто не помеха. Он нам ниспослан, это понимаешь, Саня?

Ты, как всегда, права, моя дорогая, - сказал муж, - но как все это? Я плохо представляю...

Ничего. Сдюжим. Во-первых, у Надюшки из третьего подъезда ро-дился тоже мальчик несколько дней назад, Надюшка запивается молоком, и они собираются сдавать его в молочную кухню. Я Надюшку предупрежу, чтобы никому ни слова, они люди порядочные. Хотя все равно узнается... Вот такие планы, мой дорогой.

Наташа проснулась от холода. Ей показалось, что она спала долго и теперь вечер (так оно и было). Сразу она ничего не вспомнила и минуту лежала, не понимая, почему так трудно дышать: сдавило грудь. Она потрогала грудь, наткнулась на полотенце и тут вспомнила все. И не заплакала, не задрожала. Она сама себя лишила сына. Из трусости. Наташа ненавидела себя.

И теперь она должна жить по другим законам - законам женщины, совершившей грех. - Никаких мужчин, - ей стало даже противно при мысли обо всей этой грязи с ними. Она не мыслила себе, что при - дет домой и начнется старая жизнь с маминым беспокойством, с па - пиной добротой к ней, всегдашними её оправданиями... Она уже другая, и это не для нее.

Из комнаты выползла заспанная Нинка, подошла к Наташе, спро - сила: