Ксения Васильева - Девственница

Зачем это тебе? Если я настолько неприятен? Из-за Европы? Я уверен, что нет, ты не такая. Мне так кажется... но тогда поче - му? Объясни мне, я тебя очень прошу.

Он замолчал, и Наташа совсем было намеревалась сказать и расс - казать обо всем, но жгучее чувство жалости к нему, отчаяния, не - ожиданно появившейся близости, общности с этим в принципе малоз - накомым человеком, возникли и росли. И она, ничего не говоря, зарыдала и кинулась ему на грудь, пряча лицо в обшлагах его хала - та, пахнущего табаком, духами, им!

Она рыдала, а он говорил:

Ну успокойся, успокойся, Наташенька, прости, прости меня, - и в его голосе почудилось ей что-то, она взглянула на него и уви-дела, что слезы катятся у него из глаз (до чего же она довела его! И себя)

Она зашептала, сглатывая слезы, утирая нос:

Алек, дорогой, это ты прости меня! Я... я люблю тебя! - почти крикнула она, истинно веря в этот момент что полюбила его сей-час, а может быть, и раньше. Так они вдвоем, справляясь со своими слезами, сидели на постели, обняв друг друга, и Наташа-думала, что это, наверное, самый близкий теперь ей человек, по-тому что мама и папа далеко. И она переполнилась чувством благо-дарности и ещё раз шепнула ему в ухо:

Я люблю тебя... Ты же знал, какой у меня характер?

Но тогда что я сделал не так? - спросил он.

Ничего, я просто, как говорили у вас в посольстве, дикая.

Иногда я сама себя не понимаю...

Он успокоился, это чувствовалось, закурил, как будто забыв обо всем. А Наташа в этот момент решила, что она будет жить нор - мальной жизнью, оставив все позади. Так она решила и стала разде - ваться.

Сняв с себя все, легла на постели поверх одеяла, на спину, сложив руки внизу живота, как бы прикрываясь. Он смотрел несколько секунд, потом скинул с себя халат и лег рядом. Но не прикасаясь к ней, почти не дыша.Она взяла его руку и положила себе на живот, он вздрогнул и прижался к ней. Она повернула лицо к нему и закрыла глаза. Тогда он нежно и мягко стал гладить её, осторожно:: приговаривая: - Наташенька, милая моя, любимая девочка. Я не знал, что так буду любить тебя!.. Не догадывался даже... Не бойся, я не сделаю тебе больно... (он боится сделать ей больно! Он думает, что это её пугает! ).Она была благодарна ему за это по-человечески, но как женщина, такая, как она, - хотела, чтобы скорее все кончилось.

Потом он спросил ее:

Ты - все? - И она, не открывая глаз, кивнула. Он был счастлив, она увидела по его лицу, когда открыла на момент глаза. А какое у неё сейчас лицо? Наверное, обычное, а глаза светлые и без еди-ной искры. Не то, что у него! Но она теперь знает и будет хит-рить, притворяться. А вообще, он делал все настолько деликатно, что она не ощущала ни ужаса, ни отвращения, - только не было же-лания... Всего лишь.

Заснули они в обнимку и, когда Наташа проснулась, она увидела, что он не спит и с нежностью смотрит на нее. И опять жалость и благодарность наполнили её и она сама потянулась поцеловать его

(какое все-таки жгучее и сильное чувство-жалость!).

Они долго целовались, нежно и сладостно (целоваться с ним было приятно), но он опять потянулся к ней всем телом, и она чуть капризно сказала: - Ой, я устала ужасно... У него сделался вино - ватый вид, и он прошептал: - Прости меня... Спасибо тебе, моя радость, я так счастлив, так... как никогда не был... честное слово!

И она ему поверила. Как он верил теперь в её любовь. Они оделись и спустились вниз. Там уже сидел мрачный Олег и какая-то обеспокоенная Людок. Алек сказал, что ему надо ехать в город, в МИД.

Оформляться? - поинтересовался Олег.

Да, - ответил нехотя Алек. "Наверное, боится сглазить", - поду-мала Наташа.

Алек, Олег и Людок собрались довольно быстро и уехали. Перед отъездом Алек сказал, чтоб Наташа не скучала без него, а он скучать бу - дет, и приготовила своими ручками обед. - Сможешь? - спросил он почти просительно.

Конечно, - ответила Наташа, радуясь тому, что мама всегда за-зывала её на кухню, когда готовила супы, вторые, стол для гос-тей... Так что, она хоть и не готовила, но видела, как делает мама, и потом, она заметила на маленькой террасе,"Книгу о вкусной и здоровой пище", а эту книгу мама очень уважала за ясные, хорошие и разныерецепты. У них дома тоже была такая. Так что проблемы нет. Алек поцеловал её на прощанье так, будто уезжал на год. Наконец она вздохнула свободно. Одна. Надела ситцевое платьице из простеньких, красивый фартучек, и пошла на кухню.

Наташа начала готовку, заглядывая в книгу, медленно нарезая овощи, мясо, раздумывая, сколько перца или ещё чегонибудь поло - жить (хоть она и смотрела, как мама готовит, но, оказалось, поч - ти ничего не запомнила, потому что сама ни разу не взялась что-нибудь сделать), но все это её не утомляло, а успокаивало, - как, оказывается, приятно возиться с готовкой, одной, поглядывая в окно, открытое в сад.Она получала от всей домашней работы чис - тое наслаждение. И, главное, совсем одна! Вот в чем была самая прелесть! Потом она долго лежала в горячей ванне, полузасыпая, полудумая. А думала она о том, что это все очень скоро кончится и они уедут в чужую, пусть самую красивую на свете, страну, и там ничего, что окружает её здесь, не будет. Она будет вспоми - нать и невероятную тишину, и эту странную огромную ванну с горя - чей водой, полную пены (хотя там, наверное, ванны пошикарнее этой, но не те, не свои, - чужие). Будет вспоминать парк, лес, соседей, незначительные и такие милые разговоры и вечером крас - ный свет с террасы... Она чуть не заплакала, так ей не хотелось отсюда уезжать! А что, если Алеку отказаться от этого назначе - ния? Остаться работать здесь? Уж здесь-то место ему найдут! А она будет безвылазно жить на даче... Может быть, родит. Не может быть, вдруг подумала она, а точно. Обязательно родит и этим хоть как-то искупит свою вину. И хорошо бы сына... А потом,позже, че - рез несколько лет, позвонит Марине и спросит её о ТОМ...

Уже начало темнеть, когда она услышала, как открываются ворота и въезжает машина. Она и обрадовалась, и вместе с тем досада то - же присутствовала. Опять начнется...

Алек ворвался радостный, веселый, бросился к ней, стал её кру - жить по кухне, целовать.

Алек, милый, а я обед, знаешь, какой сварила!

Она суетилась у плиты, зажигала газ, ставила на огонь кастрю - лю, оборачиваясь на него, отвечая улыбкой на улыбку, и все это лихорадочно: успеть налить ему супу и заставить есть, тогда мож - но будет спокойно она все-таки решила - поговорить. Так, к её радости, и получилось. Алек был голоден и, конечно, лучше бы по - шел с женой наверх, а уж потом они бы со вкусом, голодные, как волки, пообедали. Но нельзя обижать молодую стряпуху, которая уже налила суп и сидит, и смотрит, будет ли он есть и как ему все понравится... Он стал есть и похвалил: - Вкусно! - Хотя не понял, что это за суп, но вкус у похлебки был вполне. Он съел несколько ложек, сказал: "Молодец", и ещё сказал: