Юлия Снегова - Научи меня любить

Неожиданно Лиза стала замечать, что ее двоюродная сестра, ходит какая-то пришибленная и прячет от матери глаза. А однажды когда Лиза пришла, как всегда, в середине воскресного дня, то попала в эпицентр семейного скандала.

Дядя Коля, окутанный клубами едкого папиросного дыма, мерил кухню шагами. Сквозь запертую на ключ дверь Наташкиной комнаты доносились приглушенные рыдания, по квартире, носилась разъяренная Валентина, останавливаясь лишь для того, чтобы перевести дух и выплеснуть очередную порцию ругательств.

— Да как она смела, тварь такая! — орала Валентина. — Я растила, кормила, поила ее, а она такую подлянку мне устроила!

Лиза ничего не понимала. Она не раз слышала нечто подобное в свой адрес, но сейчас…

— А что я такого сделала? — начала по привычке оправдываться девушка.

— Да не ты! — отмахнулась от нее Валентина. — А сестра твоя непутевая, в подоле мне принесла. Но и ты тоже хороша! — по старой привычке напустилась она на Лизу. — Небось, ты ей пример такой подала…

— Да что ты, мать, совсем обезумела? — выскочил из кухни дядя Коля. — Лизку ты не трожь. Всю жизнь девку шпыняла, она на парней даже смотреть боится. А Наташку свою разбаловала, гулять позволяла где попало и с кем попало, вот и нагуляла она тебе. Ладно, это ваше бабье дело, сами разбирайтесь. А я пойду отсюда, тошно мне с вами. — И он вышел, с силой хлопнув дверью.

— Что, Наташа беременна? — шепотом спросила Лиза.

Валентина кивнула и рухнула на стул. Теперь она напоминала надувной шар, из которого вдруг начал выходить воздух. Лизе стало ее жалко. Неожиданно она увидела перед собой не злую фурию, терзавшую ее все эти годы, а усталую, стареющую женщину с опухшими ногами и набрякшей кожей под глазами.

— О Господи, а от кого?

— Не знаю, она скрывает. Ни за что сказать не хочет. Говорит, что все равно не женится. Вот беда-то! Теперь в Вологду ехать надо с врачом договариваться. Если здесь делать, все же узнают.

— Что делать? — вздрогнула Лиза.

— Как что? Аборт. Сама не понимаешь? Не маленькая ведь уже, и чему только тебя в твоем училище учат?

«Но не аборты же делать», — подумала Лиза и спросила:

— А можно я с ней поговорю?

— Иди, говори, если она откроет тебе. Да что теперь говорить, разве разговорами позор смоешь?

Лиза подошла к запертой двери Наташкиной комнаты. Оттуда не доносилось ни звука.

— Наташ, открой, — позвала Лиза. — Открой, это я. Наташа, ты слышишь меня?

Наташа прошаркала к двери. Она немного повозилась с замком, впустила Лизу и, не глядя на сестру, бросилась на кровать и отвернулась к стене. Лизу поразило ее распухшее от слез лицо с черными наплывами туши.

— Наташа, что же ты теперь делать будешь? Мама говорит — аборт. Это правда?

— Правда, — тихо ответила Наташа.

— Но зачем? — заволновалась Лиза. — Жалко же. Ведь у вас и деньги есть, и квартира большая. Я теперь в общежитии живу. Неужели ребенка вырастить не сможете? Если что — я помогу. Не делай аборт, ну, пожалуйста.

Наташа резко села на кровати. Слезы опять показались на ее глазах.

— Да как же не делать? — зло воскликнула она. — Ты, наверно, думаешь, что я совсем сволочь, да? Ничего не чувствую? Мне же тоже жалко, да еще как! Но ведь нельзя иначе. Дело не в деньгах, не в квартире. Просто если я сейчас рожу без мужа, а ведь жениться на мне никто не собирается, то моя жизнь на этом закончится. Думаешь, мне хочется, чтобы на меня все пальцем показывали и за спиной шептались. Да меня потом никто замуж не возьмет. А ребенок? Его же тоже зашпыняют. Посмотри на себя! Я не хочу повторить историю твоей матери и не хочу, чтобы мой ребенок рос никому не нужным, как ты. Извини, — прибавила она после некоторого молчания.

«О Господи! — думала Лиза, плетясь к себе в общежитие. Она с трудом переставляла ноги. Вся эта история просто сразила ее наповал. — Да как же так можно?! Ведь сейчас не семнадцатый век. Неужели кто-то может осудить женщину за то, что она решила родить без мужа? Неужели лучше зарезать собственного ребенка, лишь бы не слышать шепота за своей спиной? Теперь-то я могу представить, что пришлось пережить моей маме! Что за кошмарные люди окружают меня! Наташка готова сделать что угодно, лишь бы выйти замуж и зажить, как все. А тетя Валя сама толкает ее на аборт, только бы никто ничего не узнал. И ни одна, ни другая не думают о ребенке, который мог бы родиться. Какие страшные люди, и какое страшное место! Я не хочу здесь оставаться!»

Возможность покинуть Данилов представилась Лизе намного раньше, чем она думала. Два раза в неделю первокурсницы медучилища проходили практику в городской больнице. Медсестры гоняли их со всяческими малоприятными поручениями по старому, пропахшему лекарствами зданию. В больнице постоянно не хватало санитарок и нянечек. Их-то обычно и заменяли покорные девочки из училища, им приходилось мыть полы, выносить горшки и разносить еду лежачим больным.

Непонятно, зачем для всего этого было изучать анатомию, физиологию и прочие мудреные предметы, над которыми приходилось сидеть ночами до ломоты в позвоночнике и глазах.

Сначала Лизе было муторно, как и всем. Но очень скоро чувство брезгливости и дурноты от тяжелых запахов сменилось внутренней подавленностью от соприкосновения с человеческой болью. Лиза видела, что врачи и сестры почти не обращают внимания на мучения больных, и удивлялась их душевной черствости. Однажды медсестра Таня, молодая смешливая женщина со вздернутым носиком и очень блестящими глазами, позвала ее в ординаторскую на чашку чая.

— Лиза, перестань ты ходить как пришибленная! Так из тебя медик не получится, — сказала она. — Думаешь, мы не видим, что им страшно или больно. Но если мы будем ходить с такими мрачными лицами, как ты, и дергаться при виде каждого открытого перелома, больным будет только хуже. Пересиль себя, улыбайся! И из тебя получится отличный врач. Поверь мне, у меня интуиция на такие вещи. Поняла? Держи хвост трубой, и все будет ОК!

И Таня подмигнула Лизе.

После этого разговора Лизе действительно сделалось легче. А вскоре медсестры заметили, что у нее, как говорится, «легкая рука». Она умела сделать укол так, что даже самые капризные больные почти ничего не чувствовали. Тогда-то ее и освободили от неприятных обязанностей санитарки и отдали в распоряжение дежурной медсестры. Теперь Лиза вместо нее разносила градусники и таблетки, мерила давление, делала уколы. Она была нарасхват. Больные, особенно мужского отделения, ласково звали ее Лизочкой и жаловались, что она их совсем забыла.

Однажды, Лиза даже запомнила, что это был вторник, в четвертой палате появился новый больной. Молодой мужчина попал сюда с воспалением легких. Он надсадно кашлял и весь сжимался, когда ему кололи антибиотики. Звали его Олег. Соседи по палате с любопытством поглядывали на него. А как-то Лиза, задержавшись у группки куривших мужчин, услышала: