Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы

— Нет, я не беременна, — прошептала Шарлотта, наливая кипяток в заварной чайник. — Я мечтаю иметь детей от Людвига, но не сейчас, позже.

В это секунду на плечо ей легла рука. Она вздрогнула, вскрикнув от неожиданности.

— Шарлотта? — прошептал Людвиг, принуждая ее обернуться. — Что ты сейчас сказала?

— Ты должен был ждать меня наверху!

— Но я волновался, тебя так долго не было. Шарлотта, твоя ждать ребенка?

От волнения он забыл свой свежевыученный французский. Порывистым жестом он привлек девушку к себе.

— Ты боишься, я чувствовал, что ты странная, вчера и сегодня утром тоже. Это моя вина, я не всегда внимателен, но я тебя так люблю!

Поддавшись панике, Шарлотта разрыдалась.

— Обними меня крепче, Людвиг. Что мы будем делать, если это так?

— Успокойся, — попросил он. — Нужно подумать, это правильное слово — «подумать»?

— Да, но о чем подумать? Я посчитала: ребенок должен родиться в октябре или ноябре, больше я ничего не знаю.

Она дрожала всем телом, испытывая, тем не менее, облегчение от того, что теперь она не одна знает об этом. Людвиг нежно погладил ее по щеке.

— Если бы не война и мы могли бы пожениться или уже были женаты, это был бы самый прекрасный день для меня! Смотри, у меня в глазах слезы и мне хочется поднять тебя до неба, поблагодарить тебя за эту огромную радость!

Людвиг бормотал, задыхаясь, переполненный радостью, о которой он говорил, но вместе с тем сознавая всю трагичность ситуации.

— Пойдем, милая, поговорим об этом в нашей постели, с чаем и оладьями, — заявил он. — Mein Gott! Я бы так хотел сообщить эту новость своей матери и отцу! Я буду папой!

Поддавшись восторгу, свойственному его возрасту, он схватил Шарлотту за талию и принялся танцевать с ней на нескольких метрах кухни, напевая мотив вальса. В конце концов она рассмеялась, не переставая плакать.

— Ты сумасшедший!

— Да, я сошел с ума от любви! Ребенок от тебя! Какой прекрасный подарок!

Молодой немец внезапно опустился на колени и прижался щекой к животу Шарлотты. Он приподнял ее юбку и принялся целовать живот вокруг пупка и чуть ниже с тихим восхищенным смехом.

— Я знаю, что у тебя ребенок, — заявил он.

— Я тоже это знаю. С воскресенья меня мучают тошнота и головокружение.

— Пойдем наверх, — сказал он. — Я понесу поднос, ты больше не должна утруждаться.

Мало смотрел на них, виляя хвостом, пока они поднимались на второй этаж. Старый пес проявлял к ним обоим сдержанную привязанность, и влюбленные платили ему тем же. Пес был чем-то вроде алиби, защищающим Шарлотту. Без него ни Онезим, ни Жослин никогда не позволили бы ей жить одной.

— Отдыхай, Шарлотта, — велел Людвиг, усаживая ее в кровать и подкладывая под спину подушки. — Я позабочусь о тебе, ты моя женщина, моя супруга, даже если у тебя не было ни кольца, ни белого платья. Я не хочу, чтобы ты плакала.

— Сначала я не поняла, — пояснила девушка. — Потом я сказала себе, что, наверное, это то самое, но не решалась тебе рассказать.

Он смотрел на нее со страстью и почтением, и он был очень красив, словно освещаемый изнутри откровением, которое только что услышал. Шарлотта коснулась рукой его лба, линии губ и утонула в его прозрачно-голубых глазах.

— Я никогда не думала, что можно так любить, — взволнованно сказала она дрожащим голосом. — Я люблю тебя всем своим существом, Людвиг. У тебя нет недостатков ни физических, ни моральных. Либо ты умело их скрываешь! Иногда я говорю себе, что Господь послал мне ангела — ангела только для меня одной.

Он взял носовой платок и вытер слезы, текущие по щекам Шарлотты. Затем ласково прошептал:

— Милая моя, ты носишь в себе частички наших двух жизней. Жизнь — это сокровище, подарок! Нам нужно радоваться, не надо грустить.

— Да, ты прав.

Людвиг уселся рядом с ней в теплом гнездышке их кровати. Он взял поднос с прикроватного столика и налил чай.

— Сколько времени продлится зима? — спросил он.

— Не знаю. Часто в марте бывает последняя снежная буря, а в апреле холода отступают. Если нам повезет, в мае уже может пойти дождь.

— А твое состояние? Когда у тебя будет немного живота? Извини, я так счастлив, что плохо говорю на твоем языке.

— Это не страшно, любимый. Я надеялась, что однажды ты сможешь сойти за союзника, но это невозможно. У тебя слишком сильный немецкий акцент.

Шарлотта вздохнула. Среди множества безумных планов у нее было намерение представить Людвига под вымышленным именем как датчанина или шведа, учитывая его нордическую внешность. Но она от этого отказалась, уверенная, что рано или поздно правда выплывет наружу.

— Лучше будет уехать отсюда весной, — внезапно решила она. — Я найду какой-нибудь предлог для отъезда и возьму тебя с собой. Пообещай, что поедешь со мной!

— Но куда, Шарлотта? — встревожился он.

— Мои близкие утверждают, что у меня хорошо работает фантазия. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я не хочу просить помощи ни у кого из них. Если бы Эрмина была здесь, она, конечно, осыпала бы меня упреками, но зато и сделала бы все, чтобы выручить из беды.

Он нахмурился, заинтригованный последними словами, смысл которых был ему не совсем понятен. Шарлотта часто рассказывала ему об Эрмине в самых лестных выражениях. Они даже как-то провели полдня, разглядывая альбом с фотографиями Шарденов. Людвиг знал, как выглядит Лора, Жослин и, разумеется, белокурая красавица Эрмина.

— О! Я знаю! — продолжила она. — Мы могли бы спрятаться на берегу Перибонки, в доме Тошана, мужа Эрмины и отца ее детей, того самого, который пошел добровольцем в армию в самом начале войны. В прошлом году он стал адъютантом. Папа Жосс очень гордится своим зятем. Все время повторяет: «Адъютант Тошан Дельбо!»

— Дельбо? — переспросил Людвиг. — И ты говорила мне, что он метис?

— Ну да!

— Тогда он спас мне жизнь, этот мужчина! Я тебе не до конца рассказал свою историю. Когда я убежал, мне не повезло: на следующий день я упал в яму и с трудом мог ходить. Английские солдаты нашли меня и привели обратно в лагерь на реке Алекс. Врач оказал мне помощь, и потом меня заперли на неделю в сарайчике с железной решеткой, который они называли тюрьмой. Но когда я оттуда вышел, меня оставили в покое. Надо мной больше не издевались. И я узнал, что произошло. Один квебекский солдат, некий Дельбо, оттолкнул в сторону ствол стрелявшего охранника, когда я убегал.

Шарлотта не могла прийти в себя от изумления. Она увидела в этом знак судьбы и важно произнесла:

— Мать Тошана, Тала, была индианкой монтанье. Она считала, что все события подчиняются высшему порядку, установленному Богом, которого она называла Маниту. В юности я не обращала особого внимания на ее слова, но на самом деле все это очень странно. Тошан, которого я хорошо знаю уже много лет, спас тебе жизнь, и в итоге ты попал сюда, в Валь-Жальбер… Но это означает, что ты сбежал во второй раз?