Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы

«Немецкие солдаты, — убедился метис. — Спасибо, Киона! Если ты посоветовала нам спрятаться здесь, значит, это единственный выход».

И впервые за долгие годы Тошан начал молиться.

Пальцы Тошана судорожно сжимали рукоятку револьвера. При этом он старался дышать неглубоко, чтобы не наглотаться пыли: это могло вызвать кашель. То же самое, судя по всему, делали Симона и ее сын. Он не видел медсестру, но полагал, что она прижала Натана к себе, и им обоим точно так же не хватает воздуха.

Немецкие солдаты столпились в нижней части амбара. Они громко переговаривались на своем грубом, лающем языке.

«Среди них наверняка есть офицер, может быть, даже люди из гестапо, — подумал он. — Что им здесь понадобилось? Наверное, кто-то из местных заметил нас и донес». Его терзал невыразимый страх. Он боялся не за себя. С тех пор как вступил в Сопротивление, он был готов к жестокой смерти. Но он не мог допустить ареста Симоны и Натана.

«Почему Киона явилась мне? Каким чудом она узнала, что мне грозит опасность?» — спрашивал он себя, несмотря на панику, от которой все сжималось внутри. Тошану отчаянно хотелось верить, что его сводная сестра пытается их спасти. Он прислушался к шуму, раздававшемуся прямо под ними, и понял, что немцы ворошат солому и отодвигают три старые бочки, стоявшие вдоль стены.

— Hier ist niemand [63] Здесь никого нет ( нем. ) , — послышался чей-то голос.

Тошан стиснул зубы. Он изо всех сил молился, чтобы патруль убрался отсюда, чтобы этот кошмар скорее закончился. Но тут ему почудилось, что скрипнула нижняя перекладина лестницы. Было очевидно, что добросовестные военные, которых он мысленно сравнивал с хищниками, рыщущими в поисках добычи, обязательно должны обыскать сеновал. В ту же секунду он почувствовал, как маленькая холодная рука вцепилась в его запястье. Симона на ощупь отыскала его, чтобы хоть немного успокоиться. «Или чтобы попрощаться со мной, если нас обнаружат, — подумал он. — У меня всего три пули, и выстрелы вызовут мгновенный отпор, а эти боши вооружены лучше меня. Нас всех убьют в течение несколько секунд».

Но в это мгновение раздался характерный хруст, за которым последовало звучное «scheisse!» [64] Дерьмо! ( нем. ) . Три перекладины сломались под весом солдата. Тем не менее он продолжил подниматься и остановился, когда его нос оказался на уровне пола. И тогда пространство, заваленное сеном, быстро пересекла куница и бросилась наружу через слуховое окно. Мужчина тихо рассмеялся.

Сердце Тошана билось так сильно, что ему казалось, немцы услышат этот стук и вытащат их из укрытия. Но солдат спустился вниз. Через некоторое время снова послышался шум мотора, на этот раз удаляющийся.

Симона не шевелилась. Ее сын тоже. Метис еще немного выждал, не веря в чудесное спасение. «Мы наверняка забыли что-нибудь на полу, — говорил он себе. — Солома должна была сохранить форму наших тел, ведь мы спали на ней целую неделю. Но отсюда пора уносить ноги, они могут вернуться и проверить все еще раз».

Женщина выбралась из сена раньше его, подняв Натана, который тут же заплакал. Тошан скорее угадывал их, чем видел в полумраке. Симона по-прежнему была обнажена.

— Почему ты без одежды, мама? — спросил мальчик.

— Я мылась на улице, когда пришли солдаты. Это уже неважно, Натан. Главное, что мы спасены! Спасибо, Господи!

В голосе женщины звучала боль, и Тошан погладил ее по щеке, чтобы успокоить.

— Все закончилось, Симона. Но мы чуть не попались. Я сделаю тебе плотную повязку, и мы снова отправимся в путь. Наше спасение в Бордо; мы больше не можем ждать.

— Перестань мечтать, — резко оборвала она его. — Нас поймают по дороге. Как ты собираешься обходить патрули? Нам придется идти через деревни. Если бы только у нас с Натаном были документы! Мы могли бы сесть на поезд. У меня достаточно денег, чтобы доехать в хороших условиях и пересесть на корабль. Но нас будут проверять, и мы не сможем скрыть, что мы евреи.

— Мне очень жаль. Я согласен, фальшивые документы необходимы. Симона, мы должны продолжать пробираться этой ночью к Бордо. Я понесу Натана на плечах, а ты будешь опираться на палку.

— Это займет месяц. А у нас больше не осталось еды.

— Я знаю, — сдался Тошан, поскольку понимал, что она права.

— Но мы хотя бы пока на свободе, благодаря твоей идее подняться сюда. Правда, я была уверена, что этот солдат начнет ворошить сено.

— Это была не моя идея.

— Ну да, скорее, твой инстинкт самосохранения, — уточнила она.

Он не стал говорить ей о Кионе. Рассказ получился бы долгим, с оттенком мистицизма, а в своем нынешнем состоянии гнева и страха она вряд ли восприняла бы его правильно.

— Неважно, — отрезал он. — Собирайся. Мне кажется, ты хотела переодеть платье, вот твой чемодан. Пойдем, Натан, мы спустимся с тобой вниз.

Ребенок относился к Тошану с враждебностью, смешанной с равнодушием. Он все больше замыкался в себе, перестал капризничать, шуметь, лишь тихо ныл и разочарованно смотрел на мать.

— Нет! — внезапно завопил он. — Я хочу вернуться жить к тете Брижитт!

После этого крика души он отчаянно разрыдался. Тошан схватил его поперек тела. Мальчик вырывался, и он с трудом мог с ним справиться.

— Только не бей его! — взмолилась, лихорадочно одеваясь, Симона.

— У меня нет привычки бить детей, — отозвался метис. — Но твой сын должен понимать, что происходит.

Спустившись вниз, Тошан вывел ребенка на улицу. Он опустился на колени, чтобы оказаться на одном уровне с ним.

— Выслушай меня, Натан. Я догадываюсь, что ты меня не любишь, что я для тебя чужой. В моей стране, Канаде, у меня тоже есть сын. Его зовут Мукки, ему десять лет, то есть он чуть старше тебя. Я уверен, что он не стал бы пререкаться со мной, если бы я велел ему вести себя тихо и смирно. Только что ты проявил себя молодцом, сидел в сене как мышка. Я понимаю, что тебе тяжело, что ты еще маленький, но, если немецкие солдаты нас поймают, нам будет очень плохо. Я знаю, очень трудно идти ночью по лесу и спать в таких местах, как это, но у нас нет выбора. А я делаю все возможное, чтобы спасти вас с мамой. Ты ведь не хочешь остаться без мамы?

— Нет, не хочу.

— Тогда ты должен быть храбрым. Я веду вас в Бордо, в большой город, где есть порт. Там вы сядете на корабль, и вам больше ничто не будет угрожать. У тебя появятся еда и кроватка для сна. И твоя мама будет рядом.

Ребенок кивнул. На его похудевших щеках блестели слезы. Растрогавшись, Тошан вытер их кончиками пальцев.

— Идем, малыш, пора двигаться в путь.

Симона спустилась к ним в темно-синем трикотажном платье с белым воротником. Она собрала волосы в пучок и накинула сверху куртку.