Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы

С легкой улыбкой на губах Овид направился к ней. Она попятилась, споткнулась о стоявшую вертикально доску, поддерживавшую большую кучу сена, и упала навзничь.

— О нет! — возмутилась она. — Вы специально это сделали!

— Я ничего не делал!

Чем больше Эрмина старалась выбраться, тем глубже увязала в мягком душистом сене с пьянящим ароматом лета.

— Помогите мне! — попросила она. — Должно быть, я выгляжу жалко.

Но учитель подошел к двери конюшни и запер ее на засов. Сразу стало темнее. Затем он лег в сено рядом с ней, к великому отчаянию молодой женщины.

— Вы заметили, как здесь хорошо, рядом с лошадьми? — вполголоса спросил он. — Эрмина, позвольте мне вас утешить, вернуть вам веру в жизнь.

Она покачала головой, выражая свой отказ. Овид снова обнял ее.

— Мужчины обожают женщин с чрезмерной чувствительностью, — со смехом сказал он. — Вы не истинная канадка, не дама из Лак-Сен-Жана, вы — женщина, которая срывает с себя одежду, чтобы заняться любовью. Я никогда не видел свою супругу полностью обнаженной. Как-то летней ночью, когда я попытался снять с нее длинную ночную рубашку, она обозвала меня извращенцем. Это был союз по договоренности. Я был очень молод и гордился тем, что даю свое имя девушке из наших краев. Я дал клятву верности в церкви, поскольку тогда еще верил в Бога. Когда я похоронил своих сыновей, близнецов, проживших всего несколько дней, я перестал наивно верить всякому вздору, который мне вдалбливали с детства, о справедливом, милостивом, всемогущем Боге. Он проигнорировал мои молитвы. Бедняжка Катрин умерла, перебирая свои четки. А вы, Эрмина, — я почувствовал это — в любви свободны, открыты и восхитительно бесстыдны.

— Это не так! В тот вечер я просто выпила в гостинице. Вы напоили меня пивом.

Вместо ответа он наклонился над ней и поцеловал в губы, но так коротко, что она даже не успела его оттолкнуть.

— Это для того, чтобы заставить вас замолчать, Эрмина. А сейчас послушайте меня. Вы должны разрешить мне ласкать вас, восхищаться вами, утешить ваше прелестное тело, такое же печальное, как ваше сердце. Позвольте мне это сделать; я обещаю быть почтительным и уверяю, что вы ничем не рискуете.

Она изумленно уставилась на него. Он уже снимал с нее сапоги.

— Но… — запротестовала Эрмина.

— Ни слова, закройте ваши прекрасные глаза, я теряю из-за них голову.

Она подчинилась, решив ни о чем не думать. Ей показалось, что она вновь услышала жесткий голос Тошана, его резкие упреки — совершенно несправедливые. В голове пронеслись картинки, когда ее муж был высокомерным, всегда торопящимся с ней расстаться.

«Он попросил Мадлен следить за мной, потому что совсем не доверяет мне. Разве я устанавливала за ним слежку всякий раз, когда он пропадал где-то неделями, не считая нужным сообщать о себе? По телефону он практически распрощался со мной и не казался очень расстроенным при мысли, что может никогда больше меня не увидеть. Когда он далеко от меня, я ничего для него не значу».

Эти мысли мелькали одна за другой, мимолетные, похожие на знакомый припев, в то время как ловкие руки Овида стягивали с ее бедер трикотажные брюки, которые она надевала для верховой езды.

— Нет, не надо, — тихо сказала она.

— Надо, вы в этом нуждаетесь.

С бесконечной нежностью учитель расстегнул ее шерстяной жилет, затем блузку.

— Умоляю вас, остановитесь, — выдохнула она, по-прежнему с закрытыми глазами, расслабившись на уютной подушке из сена.

Вскоре ее розовый атласный бюстгальтер тоже оказался расстегнутым. Странно, но Эрмине совсем не было холодно. Казалось, ее кожа горела под ласкающими пальцами Овида. Через несколько секунд, словно по мановению волшебной палочки, она оказалась полностью обнаженной.

— Это так приятно, и мне тепло, очень тепло, — призналась она, всхлипнув, поскольку вспомнила свою первую брачную ночь.

Тошан тогда также раздел ее, положив на медвежью шкуру возле большого костра, который он разжег посреди поляны, в окружении столетних лиственниц. Он тоже полностью разделся, и она не осмеливалась смотреть на него, сгорая от стыда и смущения… Но когда она наконец подняла глаза, ее молодой муж показался ей самим воплощением чувственности, с его прекрасным телом цвета бронзы. Стоял сильный мороз, было начало января. Однако Эрмина чувствовала то же самое, что в этот ноябрьский день: удовольствие быть полностью освобожденной от одежды, предоставив себя взгляду влюбленного мужчины.

Стоя на коленях, Овид наслаждался очаровательным зрелищем. Он с восторгом подумал, что она оказалась еще прекраснее, чем в его воображении. Ее округлые формы были молочно-белого цвета, с перламутровым сиянием. Высокая грудь вздрагивала в такт учащенному дыханию. Эта женщина была совершенством. «Ее прекрасные стройные ноги… А бедра! И какая тонкая талия! Идеальный живот, слегка выпуклый…» Неподвижно застыв, учитель обвел восхищенным взглядом маленькие ступни с розовыми ногтями, плавный изгиб плеч.

— Я маг, прибывший с Востока и преклоняющийся перед вами, — торжественно продекламировал он.

— О! Перестаньте, прошу вас! — воскликнула она, выпрямляясь. — Вы не маг, а колдун, белый шаман! Вы используете свои чары, чтобы сделать меня послушной. Я совсем потеряла голову, красуясь перед вами в таком виде.

Молодая женщина схватила свою блузку и белье, но Овид быстрым движением отобрал их у нее.

— Я еще не закончил. Между прочим, я мог бы сказать вам, что вы должны мне тысячу долларов. Я поддался шантажу вашей матери, не взяв с нее денег, и это вы, вы, Эрмина, явились сюда, чтобы меня провоцировать. За вами должок!

— Но, но… — ошеломленно пробормотала она. — Это что, очередная шутка?

Он рассмеялся и снова обнял ее. Обхватив ладонью ее левую грудь и нежно помяв ее, он погладил темно-розовый сосок, затем поцеловал его, покусывая и посасывая. Женщина сдержала стон, охваченная блаженством, смешанным со стыдом.

— Нет, нет, не надо!

— Только поцелуи и ласки, ничего больше, — прошептал он, целуя ее в шею, трепещущую от волнения.

Овид был похож на служителя древнего культа первых цивилизаций, которые преклонялись перед богиней-матерью, женщиной с широкими бедрами и плодородным чревом, обеспечивающим выживание вида.

Его руки касались каждой частички тела Эрмины: спины, поясницы, ягодиц, которые он осмелился разминать, словно в предвкушении изысканного блюда.

— О, нет! — повторяла она, не в силах сопротивляться.

Под его легкими прикосновениями она возвращалась к жизни. Ее кровь быстрее бежала по жилам, волны изысканного удовольствия разливались по животу, между слегка раздвинутыми ногами, где виднелся треугольник золотистых курчавых волос. Когда молодой человек коснулся губами ее лобка, она вскрикнула от нетерпения. Тогда он подарил ей более интимный поцелуй, который вплотную подвел ее к границе наслаждения. Он приподнялся, чтобы увидеть ее лицо. Эрмина прерывисто дышала, приоткрыв губы в блаженной улыбке и широко раскрыв глаза.