Хизер Макэлхаттон - Маленькие ошибки больших девочек

Ты прилетаешь в Палм-Бич и осознаешь, что ни на кого не сможешь произвести впечатление, потому что там нужно быть в десять раз богаче, чтобы иметь возможность купить хотя бы туалетную кабинку, которая к тому же будет в трех кварталах от пляжа. В городе работает та же система, что была в Древней Восточной Индии: касты — представители определенных социальных групп — держатся только себе подобных. Ты не вступаешь в неформальные отношения с представителями других социальных групп из страха резкой реакции со стороны своих друзей, но для того, чтобы завести друзей, нужно иметь друзей. Для того чтобы устраивать вечеринки, нужно ходить на вечеринки, но если у тебя нет друзей, а в твоем случае это именно так, ты вообще не ходишь ни на какие вечеринки.

Так что ты въезжаешь в милую гостиницу и проводишь недели, в одиночестве гуляя по пляжу. На пляже ты знакомишься с мужчиной. Он серфер, у него серебристые волосы. Ты не может оторвать глаз от его мокрого блестящего костюма, туго обтягивающего его потрясающее тело. У него рельефный живот и мускулистые ноги — его босые ступни выглядят так, как будто ему сделали превосходный маникюр. Когда он улыбается, весь мир вокруг светлеет. Он говорит, что его зовут Альберт и что он профессиональный бездельник.

Вы вместе ужинаете, а потом на сотканных вручную египетских хлопковых простынях за триста пятьдесят долларов проводите незабываемую ночь. Похоже, ему нет дела до твоего возраста, денег и того, замужем ты или нет. Он учит тебя серфингу, обнимает за талию, когда вы стоите на доске, а волны подталкивают вас ближе друг к другу. Спустя три недели, которые вы проводите вместе, ему нужно ехать дальше, в Оаху. Он предлагает тебе поехать с ним. Разумеется, в этих местах от состоятельных вдов ты слышала достаточно страшных историй о бесчестных «джентльменах», которые обчищают наивных дам до нитки. Альберт вполне может оказаться ловким чернобурым лисом, хитрым падальщиком, ищущим возможности как следует поживиться.

Если ты едешь с Альбертом в Оаху, перейди к главе 206.

Если ты расстаешься с Альбертом, перейди к главе 207.

Когда ты принимаешь решение с кем-то расстаться, оказывается, что это решение ты приняла уже давно. Постепенно ты покидаешь его кусочек за кусочком. Сперва от него отказывается твоя голова, потом сердце, пока наконец все тело не отправляется вслед за первыми двумя. Свой первый шаг к выходу ты делаешь, когда на фермерском рынке, на распродаже, не покупаешь орхидею. Сейчас не время покупать то, что недолговечно. Не время приобретать что-то хрупкое и легко ранимое.

Ты решаешь уйти от него, но сделать это нужно тогда, когда его не будет дома, и так, чтобы это не навредило детям. Такая возможность предоставляется, когда муж уезжает на двухнедельную конференцию, а дети — на неделю в лагерь. Ты целуешь мужа на прощание и усаживаешь детей в автобус. Никто не знает, что у тебя есть тайный план.

Сумки уже упакованы и ждут в шкафу. Когда муж вернется домой, тебя там уже не будет. Воспитателям детей в лагере даны указания по окончании их отдыха сразу посадить детей в самолет до Массачусетса — они полетят к твоей двоюродной сестре Бет. Она всегда тебе нравилась, но ты не очень хорошо ее знаешь. (Несмотря на существование между вами некоторой дистанции, какой-то внутренний направляющий голос посоветовал тебе в минуту грусти позвонить именно ей. Когда ты попросила разрешения остановиться у нее, она какое-то время молчала, а потом сказала: «Да. Конечно. Приезжай.») Твой муж никогда ее не видел, едва ли вообще помнит о ее существовании и уж точно и за сотню лет не догадается искать тебя у нее.

Теперь тебе нужно приступить к осуществлению своего плана. После того как все уехали из дома, тишина прорывается в него, как вода через сломанную плотину, и затапливает каждую комнату. Ты нервничаешь. Вот он, обычный день: птицы поют, мимо дома проезжают машины, но для тебя сейчас все необычно. Именно в это мгновение, в этот конкретный день, принципиально ничем не примечательный, ты необратимо меняешь всю жизнь — навсегда. Последующие мгновения звучат, как оркестр. Каждый шаг значителен, каждое движение выверено. Ты пакуешь чемоданы детей. Делаешь трудный выбор относительно того, какие из плюшевых зверушек им дороже всего. Ты прибираешь свой шкафчик с лекарствами и опустошаешь ящики комода, ночного столика, шкатулку с украшениями. Золотые цепочки-ожерелья, флаконы духов, рецепты — все сваливается в кучу и перемешивается в бумажном пакете (вот он, признак бегства — когда некогда все рассортировать).

В аэропорту ты ведешь себя скорее как виноватая беглянка, чем как домохозяйка, совершающая поездку в выходной день. Ты смущена, растеряна, дрожишь. Ты никому не можешь посмотреть в глаза ни представителю агентства, у которого покупаешь билет, ни охранникам, ни носильщикам. Слова проносятся у тебя в голове, как острозубые летучие мыши-вампиры: «адвокаты», «развод», «алименты», «неразрешимые противоречия», «опекунство», «улики», «фотографии», «побои».

Когда ты приезжаешь в старый фермерский дом кузины Бет, там тебя ждет свежеиспеченный пирог с помидорами и полный кофейник кофе. Она не заставляет тебя ничего объяснять или вообще говорить о чем-либо, пока ты сама этого не захочешь. Она ведет себя так, как будто ты часто к ней приезжала, как будто эта встреча планировалась давно и просто запоздала. Она показывает тебе свой огород, курятник и амбар, в котором делает свечи из пчелиного воска. Для детей она приготовила чудесные комнаты — собрала мелки и краски и даже нашла старый винтажный велосипед. Она почистила и причесала своего коня Оскара, чтобы его шерсть блестела, когда дети увидят его в первый раз. Вначале все идет хорошо. Дети сперва немного растеряны, но они рады повидать тетю Бет, обожают старую ферму и отваживаются кормить лошадь сахаром. Они начинают задавать вопросы, вроде: «А где папа?» или «Когда мы поедем домой?» Ты говоришь им, что это их новый дом, а папа уехал в долгий отпуск и «ему не повезло, что он не может быть тут с нами и всеми этими цыплятками».

Два года спустя, пройдя через мучительный развод и дождавшись приговора суда, по которому твой муж не может приближаться к тебе, ты по-прежнему живешь на ферме своей двоюродной сестры. Ты получаешь единоличную опеку над детьми. Увидев фотографии твоего покрытого синяками лица и заслушав уничтожающие показания соседей и родственников (так они все знали? Почему же они ничего не говорили, если все знали?), судья окончательно принимает твою сторону и тут же полностью удовлетворяет твой иск (половина всех его денежных средств, дом, машины и приличные алименты). Когда ты покидала зал суда, судья (восточная женщина, известная саркастичными формулировками приговоров) едва заметно улыбнулась тебе и кивнула, как будто хотела сказать: «Ну что, как мы его, а? Проучили как следует».