Генри Вуд - Замок Ист-Линн

— Я не могу понять этого; я просто в ужасе, — продолжала она, пытаясь что-то объяснить. — Они сидят в комнате рядом с ним. Они говорят, что забрали его.

Молча, как громом пораженный, смотрел на нее м-р Карлайл. Затем он повернулся и посмотрел на стоявшего рядом дворецкого. Но тот лишь слегка кивнул головой.

— Мы сначала очистим дом от этих субъектов, — сказал м-р Карлайл, показав в сторону гостиной, — а затем я присоединюсь к Вам наверху.

— Два мерзавца захватили тело, сэр, — зашептал дворецкий в ухо м-ра Карлайла, когда леди Изабель ушла. — Они проникли в покои хитрым и бесчестным образом, сказавшись служащими похоронного бюро, а потом заявили, что не позволят похоронить его, пока их иск не будет оплачен, даже если на это потребуется месяц. Нас чуть не стошнило, сэр. Миссис Мейсон, когда она рассказывала мне — она ведь первой узнала эту новость — просто стало дурно.

Но, как бы то ни было, сначала м-р Карлайл вернулся в гостиную, где принял на себя удар законного недовольства этих взбешенных и, по правде говоря, несправедливо обиженных людей. Впрочем, оно адресовалось не ему, а памяти покойного лорда, который лежал у них над головами. Лишь немногие застраховали жизнь графа, в качестве меры предосторожности, и теперь они были в самом лучшем положении. Эти люди вскоре покинули дом, потому что оспорить заявление м-ра Карлайла было невозможно, а они слишком хорошо знали законы для того, чтобы долго оставаться нарушителями границ его собственности.

Но избавиться от хранителей мертвого тела таким же образом не представлялось возможным. М-р Карлайл проследовал в комнату, где находился покойный, и проверил полномочия его стражей. На его памяти подобного случая не было, хотя отцу его пришлось сталкиваться с такого рода обстоятельствами, о чем он рассказывал сыну. Тело высокого церковного чина, который умер, оставив множество долгов, было арестовано в тот самый момент, когда его несли к могиле через крытую аркаду собора, в котором и должны были похоронить. Люди, сидевшие над лордом Маунт-Северном, выставили весьма серьезный иск, и они должны были находиться на том же самом месте до прибытия м-ра Вейна из Кастл-Марлинга, который стал теперь графом Маунт-Северном.

На следующее утро, в воскресенье, м-р Карлайл снова приехал в Ист-Линн, и, к своему удивлению, обнаружил, что никто не приехал. Изабель завтракала в одиночестве, точнее, сидела, не притронувшись к еде, на низкой оттоманке возле камина и дрожала. Она выглядела такой больной, что он не мог не сказать об этом.

— Я не спала и к тому же очень замерзла, — ответила она. — Всю ночь я не сомкнула глаз: мне было страшно.

— Чего Вы страшились? — спросил он.

— Этих людей, — прошептала она. — Странно, что не приехал мистер Вейн.

— Почта уже пришла?

— Не знаю, — безразлично ответила она. — Я ничего не получала.

Не успела она проговорить этих слов, как вошел дворецкий с полным подносом писем, большинство из которых содержали соболезнования леди Изабель. Она сразу выделила одно письмо, которое и поспешила вскрыть, поскольку на нем стоял почтовый штемпель Кастл-Марлинга.

— Это почерк миссис Вейн, — заметила она.

«Кастл-Марлинг, суббота.

Моя дорогая Изабель, мы страшно поражены и опечалены известием, которое содержится в письме м-ра Карлайла к моему супругу; он ушел в плавание на яхте, и я вскрыла письмо сама. Бог знает, где он теперь может быть, в какой точке побережья; однако он сказал, что вернется домой к воскресенью, и так как он довольно точен в выполнении своих обещаний, я жду его. Мы поспешим в Ист-Линн, не теряя ни минуты, как только он вернется.

Мне трудно выразить словами мое сочувствие твоему горю, и я сейчас слишком bouleversee [8] bouleversee (фр.) — потрясена. чтобы писать более. Постарайся не падать духом, а я с искренним сочувствием и сожалением, дорогая Изабель, остаюсь искренне твоя,

Эмма Маунт-Северн».

Бледные теки Изабель покраснели, когда она прочла подпись. Ей пришло в голову, что, будь она автором письма, она бы в первый раз по-прежнему подписалась как Эмма Вейн. Изабель передала листок м-ру Карлайлу.

— Ничего утешительного, — вздохнула она.

М-р Карлайл быстро, насколько позволял неразборчивый почерк миссис Вейн, просмотрел это послание и как-то по-особенному поджал губы, когда дошел до подписи. Возможно, ему в голову пришла та же мысль, что и Изабель.

— Миссис Вейн не стоит и гроша ломаного, иначе бы она приехала сюда и в одиночку, зная, что Вы здесь совсем одна, — невольно вырвалось у него.

Изабель подперла голову рукой. Ей представились все трудности и горести ее теперешнего положения. Не было еще отдано никаких распоряжений относительно похорон, и она понимала, что не имеет никакого права их отдавать. Графы Маунт-Северны всегда покоились в Маунт-Северне, но перевезти ее отца туда стоило бы огромных расходов: пойдет ли на них новоявленный граф? Со вчерашнего утра она, казалось, разом повзрослела, все ее понятия о мире изменились, а ход ее мыслей принял совершенно иное направление, нежели ранее. Она себе представлялась не молодой леди с завидным положением, богатой и знатной, а, скорее несчастной нищей, по чужой милости находящейся в доме, в котором живет. В романах принято изображать молодых леди, особенно красивых и богатых, особами, не придающими ни малейшего значения повседневным нуждам и потребностям, не задумывающимися о возможности впасть в нищету, несущую голод и жажду, холод и наготу. Уверяем вас: подобное безразличие к этим материям никогда не имеет места в действительности. Печаль по отцу — которого, как бы ни относились к нему другие, она и в самом деле глубоко любила и почитала — была у Изабель Вейн мучительно горькой, но даже при своей печали и несчастьях, свалившихся на нее в связи со смертью графа, она не могла не задумываться о своем будущем. Его неопределенность, предстоящие, еще не вполне осмысленные трудности рисовались ее внутреннему взору, а слова прямодушного кредитора звенели у нее в ушах: «У Вас не будет ни крыши над головой, ни единой гинеи собственных денег».

Куда ей идти? С кем жить? Сейчас она находилась в доме м-ра Карлайла. И чем платить слугам? Граф задолжал им всем жалованье.

— Мистер Карлайл, как давно Вы приобрели этот дом? — спросила она, нарушив тишину.

— Сделка была совершена в июне. Разве лорд Маунт-Северн никогда не говорил Вам о том, что продал его мне?

— Нет, никогда. Все эти вещи теперь Ваши? — она обвела взглядом комнату.

— Мебель была продана вместе с домом. Конечно, за исключением подобных вещей, — добавил он, заметив серебро на столе, накрытом к завтраку, — посуды и белья.

— За исключением посуды и белья! Тогда эти бедняги, которые были здесь вчера, имеют на них полное право, — воскликнула она.