Генри Вуд - Замок Ист-Линн

— Не уверен. Я думаю, посуда является частью наследственного имущества, равно как и драгоценности. А белье в любом случае не имеет большого значения.

— А моя одежда принадлежит мне?

Он улыбнулся ее наивности и уверил ее, что она принадлежит именно ей и никому более.

— Я не знала этого — вздохнула она. — Я не поняла. За последние день-два произошло такое множество странных событий, что я, кажется, ничего уже не понимаю.

И в самом деле, где же ей было понять?

У нее не было ясного представления о переходе Ист-Линна к м-ру Карлайлу, зато имелось множество смутных страхов, которые преследовали ее. Она боялась, что дом со всей обстановкой был передан ему в счет погашения долга, возможно, лишь частичного.

— Скажите: мой отец должен деньги и Вам? — робко выдохнула она.

— Никаких, — ответил он. — Лорд Маунт-Северн никогда не был моим должником.

— И тем не менее Вы приобрели Ист-Линн.

— Так же, как это мог бы сделать любой другой человек, — уверил он, разгадав ход ее мыслей. — Я искал подходящее поместье, в которое можно вложить деньги, и Ист-Линн меня вполне устраивал.

— Я чувствую, мистер Карлайл, — снова начала она, не в состоянии сдержать слезы, — что как бы навязываю Вам свое присутствие и ничего не могу с этим поделать.

— Что Вы можете сделать — так это не огорчать меня, — мягко ответил он, — говоря про обязательства. Это я Вам обязан, леди Изабель, и если я выражаю надежду, что Вы останетесь в Ист-Линне столько, сколько Вам потребуется, независимо от длительности этого пребывания, то я говорю это совершенно искренне, уверяю Вас.

— Вы так добры, — пролепетала она, — и, на несколько дней, пока я не придумаю, пока… Ах, мистер Карлайл, неужели папины дела действительно столь плохи, как эти люди говорили вчера? — запнулась она, ибо прежние страхи овладели ею с новой силой. — Ничего не осталось?

М-р Карлайл мог бы ответить уклончиво, уверить, что осталось еще достаточно денег, хотя бы для того, чтобы успокоить ее. Но вся его натура противилась тому, чтобы обманывать Изабель; к тому же, он видел, как безоговорочно она верит ему.

— Боюсь, что дела не слишком хороши, — ответил он. — Во всяком случае, на данный момент. Но, возможно, на Вас составлено какое-то завещание, о котором Вы пока не знаете. Уорбортон и Уэйр…

— Нет, — прервала она его. — Я никогда не слышала о каком-либо завещании и уверена, что его не существует. Надо смотреть правде в глаза: у меня нет ни дома, ни денег. Этот дом — Ваш; наш городской дом и Маунт-Северн отойдут мистеру Вейну. А у меня нет ничего.

— Но мистер Вейн, конечно, с радостью примет Вас в Вашем прежнем доме. Здания отойдут к нему, хотя Вы, пожалуй, имели бы на них большее право, нежели мистер или миссис Вейн.

— Жить с ними! — резко ответила она, словно предыдущие слова причинили ей боль. — Что Вы такое говорите, мистер Карлайл?

— Прошу прощения, леди Изабель, я не должен был сам касаться этой темы, но…

— Нет, это я должна просить у Вас прощения, — перебила она его, уже спокойнее. — Я признательна Вам за Ваше участие и доброту. Но я никогда не смогла бы жить с миссис Вейн.

М-р Карлайл встал. Он не считал возможным оставаться дольше и навязывать ей свое общество. Возможно, ей было бы приятнее повидаться с кем-нибудь из друзей, предположил он; миссис Дьюси, женщина добрая и по-матерински заботливая, конечно же, с удовольствием приехала бы повидаться с Изабель.

Изабель покачала головой, слегка вздрогнув.

— Принимать здесь чужих людей, когда все эти… в папиных покоях! — воскликнула она. — Миссис Дьюси приезжала вчера; возможно, она осталась бы, но я боялась расспросов и не приняла ее. Когда я думаю об… этом, я благодарна судьбе за то, что одна.

Когда м-р Карлайл выходил, его остановила экономка.

— Сэр, нет ли известий из Кастл-Марлинга? Паунд сказал, что пришло письмо. Приедет ли мистер Вейн?

— Он ушел в плавание на яхте; по словам миссис Вейн, он должен был вернуться вчера, поэтому можно надеяться, что он приедет сегодня.

— А что же делать, если он не приедет? — тихо сказала она. — Нужно запаять свинцовый гроб, так как Вы знаете, сэр, в каком состоянии он был перед смертью.

— Его можно запаять и без мистера Вейна.

— Конечно. Но не в этом дело, сэр. Позволят ли это сделать те люди? Сегодня утром, на рассвете, приезжали из похоронного бюро, а эти «стражи» намекнули, что не хотели бы «терять из виду» покойного. Нам эти слова показались многозначительными, сэр, но мы не стали задавать им вопросов. Могут ли они воспрепятствовать этой процедуре, сэр?

— Не могу сказать наверное, — ответил м-р Карлайл. — Это столь редкий юридический казус, что я имею слабое представление о том, какими правами они обладают по закону, а какими — нет. Не делитесь этими опасениями с леди Изабель. И, когда приедет мистер Be… лорд Маунт-Северн, пошлите кого-нибудь за мной.

В тот же день, в воскресенье, после полудня, по дороге, обсаженной деревьями, неслась почтовая карета. В ней сидел новый пэр королевства, лорд Маунт-Северн. Ближайшая к Ист-Линну железнодорожная станция находилась в пяти милях от поместья, и, приехав туда, ему пришлось нанять дилижанс. Вскоре по приезде к нему присоединился м-р Карлайл, и, почти в то же самое время, из Лондона приехал м-р Уорбортон. Он не мог появиться ранее, ибо находился в отъезде, когда умер граф. Все собравшиеся немедленно приступили к делу.

Свежеиспеченный граф знал, что у его предшественника имелись финансовые затруднения, но не имел ни малейшего представления об их масштабе, поскольку не был близок с покойным и редко встречался с ним. Когда ему излагали все детали — непомерные траты, катастрофическое разорение, отсутствие какого-либо обеспечения для Изабель — он стоял как громом пораженный.

Это был высокий, дородный мужчина сорока трех лет от роду, с благородной натурой, сдержанными манерами и строгим выражением лица.

— Это самое беззаконное дело, о котором я когда-либо слышал, — воскликнул он, обращаясь к обоим юристам. — Из всех безрассудных глупцов Маунт-Северн, вероятно, был самым безрассудным!

— Преступная непредусмотрительность в том, что касается его дочери, — согласились его собеседники.

— Непредусмотрительность! Да это чистое безумие! — возразил граф. — Ни один человек, находящийся в здравом уме, не бросит свое дитя на произвол судьбы, как это сделал он. У нее в прямом смысле слова нет ни шиллинга. Я спросил у нее, сколько денег оставалось в доме, когда умер граф. Двадцать или тридцать фунтов, ответила бедняжка, да и те она отдала экономке, потому что надо было оплатить домашние расходы. Если девочке захочется купить себе хотя бы ленточку, у нее не найдется ни пенса, чтобы заплатить за нее. Вы можете это себе представить? — продолжал граф взволнованно. — Готов побиться об заклад, что такого еще свет не видывал.