Джон Пэрис - Кимоно

Мистер Фудзинами размышлял, наклонив голову и закрыв глаза.

— Ито Кун, — сказал он наконец, — вы в самом деле великий изобретатель. Каждый месяц вы делаете сотню изобретений. Девяносто из них неосуществимы, восемь неумны, но парочка — мастерские вещи.

— А это? — спросил Ито.

— Я думаю, это неосуществимо, — сказал его патрон, — но это стоит попробовать. Было бы, без сомнения, очень выгодно отделаться от иностранца. Он большая помеха и может стать даже опасным. К тому же в семье Фудзинами мало детей. Где нет сыновей — там желательны даже и дочери. Если бы у нас была эта Асако, мы могли бы выдать ее замуж за человека влиятельного. Она очень красива, богата и говорит на иностранных языках. Это было бы нетрудно. Ну а теперь, как обстоят дела с Осакой?

— Я слышал сегодня утром от моего приятеля, что есть хорошие новости. Губернатор позволит открыть новый увеселительный квартал в Тобита, если согласится министр.

— Это-то пустяки. Министр всегда нас поддерживает. Кроме того, разве я не внес пятидесяти тысяч иен в фонды Сейюкай? — сказал мистер Фудзинами, называя политическую партию, располагающую большинством в парламенте.

— Да, но надо действовать быстро, потому что оппозиция организуется. Во-первых, Армия спасения и миссионеры. Затем и наши японцы, японцы, которые кричат, что система официально разрешенной проституции неприлична в цивилизованной стране и что это позор для Японии. И еще, скоро будут перемены в политике и смена министров.

— Тогда мы начнем все сызнова; дадим пятьдесят тысяч иен и другой стороне.

— Стоит ли? — Мой отец говорит, что Осака — золотое дно Японии.

— Сколько ни платить, все равно стоит.

— Да, но мистер Фудзинами Генносуке устарел, и времена переменились.

Хозяин засмеялся.

— Времена меняются, — сказал он, — но мужчины и женщины не меняются никогда.

— Несомненно, — настаивал Ито, — богатые и знатные люди перестали посещать «юкваки» [24] Квартал наслаждений (яп.). . Мой друг, Сузуки, видел начальника столичной полиции. Он говорит, что не сможет разрешить празднества на следующий год. Говорит также, что скоро будет запрещено выставлять женщин в витринах. Во всех домах будет фотографическая система. Это все признаки перемен. Следовательно, Фудзинами не должны вкладывать новые капиталы в юкваки.

— Но мужчины остаются мужчинами и всегда нуждаются в прачечных для их душ. — Мистер Фудзинами воспользовался фразой, которая в Японии служит обычным извинением для тех, кто посещает подобные заведения.

— Это правда, сенсеи, — сказал советчик, — но наша Япония должна подделываться к западной цивилизации. Это то, что называется прогрессом. При западной цивилизации люди становятся лицемернее. Иностранцы говорят, что Йошивара — позор; а в их городах бесстыдные женщины ходят по лучшим улицам и предлагают себя сами мужчинам совсем открыто. Эти добродетельные иностранцы хуже нас. Я сам видел. Они говорят: у нас нет Йошивары, значит, мы хороши. Притворяются, что не видят, все равно как гейша, подсматривающая из-за веера. И мы, японцы, делаемся лицемерными, потому что это необходимый закон цивилизации. Два меча у самураев исчезли; но честь, ненависть и месть не исчезнут никогда. Что потеряют ойран, выиграют гейши. Поэтому на месте Фудзинами-сан я откупил бы гейш, а пожалуй, и инбаи [25] Незарегистрированных женщин (яп.). .

— Но это уж грязное дело, — возразил магнат Йошивары.

— Можно тайно; ваше имя не будет произнесено.

— И это слишком распыляется, слишком дезорганизованно, невозможно будет контролировать.

— Не думаю, чтоб было уж так трудно. Можно образовать гейша-трест.

— Но ведь даже у всех Фудзинами не хватит денег.

— Я гарантирую, что в течение месяца найду подходящих людей с капиталом, опытом и влиянием.

— Но тогда дело будет в руках не одних Фудзинами.

— Что ж, по-американски товарищество нечто более крупное. Только в Японии довольствуются маленькими делами. В самом деле, мы, японцы, очень маленький народ.

— В Америке, может быть, больше доверия, — сказал Фудзинами, — но в Японии мы говорим: берегись друзей, если они тебе не родственники. В Асакусе есть, вы знаете, храм Инари Даймиодзин. Говорят, что человек, молящийся в этом храме, завладеет богатством своего друга. Боюсь, что очень многие японцы ходят молиться в этот храм, по крайней мере по ночам.

С этими словами мистер Фудзинами взялся за газеты, показывая этим, что аудиенция окончена; и мистер Ито после целого ряда поклонов удалился.

Как только он скрылся из виду, мистер Фудзинами Гентаро отобрал из кучки, лежащей перед ним, несколько писем и газет. Взяв их с собой, он вышел из кабинета и направился по дорожке, вымощенной широкими плоскими камнями, через сад к вишневой заросли. Здесь дорожка внезапно исчезла под покровом осыпавшихся листков. На обнаженных черных ветках кое-где еще виднелись один-два упрямых цветка, похожих на бабочек, пострадавших от непогоды. За зеленой зарослью, на маленьком холме, купался в лучах солнца светлый, недавно выстроенный японский домик, похожий на кроличью будку. Это был «инкио» — «жилище тени», или «вдовий дом». Здесь жили мистер Фудзинами-старший и его жена — результат четвертого брачного эксперимента.

Старый джентльмен сидел на корточках на балконе угловой комнаты, откуда был лучший вид на вишневую рощу. Казалось, что его самого только что распаковали и вынули из ящика, столько было набросано возле него бумаги, то белой, то исписанной китайскими письменами. Он выводил буквы с помощью толстой кисточки для рисования и так погрузился в свое занятие, что не заметил приближения сына. Его беспокойная челюсть все еще жевала без перерыва.

— О хайо госаймас!

— Таро, йо! О хайо! — воскликнул старый джентльмен, называя сына уменьшительным детским именем и опуская в своей речи все почетные обращения. Он всегда притворялся удивленным визитом, хотя он повторялся ежедневно уже много лет.

— Падают и гибнут цветы вишен, — сказал младший. — Ах, человеческая жизнь, как коротка она!

— Да, еще раз видел я цветы, — сказал мистер Фудзинами Генносуке, кивая и принимая на свой счет замечание сына, сделанное в общей форме. Он отложил в сторону кисточку, очень интересуясь, что скажет Гентаро о вчерашнем пире и почетных гостях.

— Отец опять занимался каллиграфией?

Манией старика было красивое письмо, как у его сына — литература. Среди японцев это считается занятием, подходящим для людей его возраста.

— Моя рука потеряла гибкость. Не могу писать как прежде. Всегда так. У молодых есть силы, но нет знания; у старых есть знания, но нет сил.

В действительности мистер Генносуке был в высшей степени удовлетворен своей каллиграфической работой и ожидал комплиментов.