Гарольд Роббинс - Властелины удачи

— Если ты доверяешь женщине свой детородный орган в уверенности, что она его не откусит, значит, она пользуется у тебя большим доверием, чем просто деловой партнер. — Энджи улыбнулась, затем ее лицо вновь стало серьезным. — Я хочу поехать с тобой, хоть на край света. Но… — Она пожала плечами. — Я понимаю. Это, к сожалению, невозможно. Поэтому… Вы можете доверять мне, босс. Хотя бы потому… что я вас люблю.

Устраивать гнездышко в Акапулько Джонас послал Билла Шоу. Полковник Уильям Шоу появился в «Корд эйркрафт» сразу после демобилизации из ВВС США в сорок шестом году. И пришелся ко двору. Он не только показал себя способным администратором, умеющим решать поставленные задачи, но при необходимости мог сесть за штурвал самолета, требовалось ли от него испытать новую модель или просто подвезти босса в нужное место. Вот и теперь он улетел на «бичбароне», принадлежащем «Интерконтинентал», из Лос-Анджелеса в Мехико. Поскольку полковник Шоу регулярно курсировал между Лос-Анджелесом и Мехико, судебные исполнители не удостоили его своим вниманием.

А вот на газетные сообщения о покупке новой компанией «Корд хотелз, инкорпорейтед» лас-вегасского отеля-казино «Семь путешествий» обязательно отреагировали бы. Джонас понимал, что судебные исполнители притащат в отель свои повестки в тот же день. Так что Шоу отправился в Мехико и Акапулько, чтобы помочь Джонасу избежать малоприятной встречи.

Энджи помогла ему превратиться в Эла Стринга. В аэропорт он уехал на одном из принадлежащих отелю «кадиллаков» в компании мексиканцев, которые провели в «Семи путешествиях» три дня и, несомненно, обогатили казино не на один десяток тысяч долларов. В аэропорту лимузины подкатили к трапу «дехавиленда». Богатые мексиканцы и Джонас поднялись в салон шестнадцатиместного самолета, который вскоре оторвался от земли, взяв курс на Мексику.

Когда самолет достиг расчетной высоты и болтанка прекратилась, Джонас прошел к туалету, расположенному в хвостовой части, дождался своей очереди и заперся в кабинке. Там он покончил с Элом Стрингом. Парик и воск отправились в корзину для мусора. Бумажными салфетками Джонас стер краску с бровей и кончиков волос. Таким образом из туалета вышел совсем не тот человек, что поднялся на борт самолета. Зато теперь его внешность и фамилия полностью соответствовали паспорту.

Вернувшись к своему креслу, он присмотрелся к испаноговорящим любителям азартных игр, которые даже не заметили происшедших с ним превращений.

Франклин Делано Рузвельт приучил Norteamericanos [13] Североамериканцев ( исп .). не выставлять напоказ свое богатство, но мексиканцы придерживались иного мнения. Мексиканские бизнесмены сверкали, как рождественские елки: тяжелые золотые перстни с сапфирами, бриллиантами, изумрудами, золотые часы, также украшенные драгоценными камнями, золотые цепи на шее. Не отставали от них и женщины: меха, ожерелья, браслеты, кольца. Они также носили (Джонас слышал, как кто-то клялся, что видел это собственными глазами) очень дорогие, все в драгоценных камнях пояса верности, которые, однако, абсолютно не мешали им иметь любовников.

Мексиканцы продолжали веселиться и в самолете. Две стюардессы в коротких юбочках только успевали обносить их шампанским и икрой.

Джонасу не хотелось думать, что Соня стала одной из таких женщин, болтливой, одетой в меха, усыпанной драгоценностями. Неужели и она могла выйти замуж за такого вот бизнесмена-картежника?

От шампанского он отказался. Но попросил стюардессу принести ему бербон. Получив бокал, Джонас отвернулся к иллюминатору. Они как раз пересекали границу с Мексикой. Справа на горизонте показались вершины Сьерра-Мадре.

Во второй половине дня «дехавиленд» приземлился в аэропорту Тлалплан, неподалеку от столицы Мексики. Чиновники, работающие в аэропорту, отлично знали, кто прилетает этим самолетом. У них и в мыслях не было предложить его пассажирам пройти паспортный контроль или заполнить таможенную декларацию. Об этом как бы забыли, и богатые мексиканцы, а с ними и Джонас, проследовали в здание аэропорта.

Билл Шоу уже ждал его, чтобы отвезти в «Ла Пласа Реаль», где ему предстояло пробыть несколько дней до переезда в Акапулько.

В гостиной Джонас плюхнулся на диван. Хотя мексиканские власти и делали вид, что им ничего не известно о его присутствии в стране, руководство отеля знало, кто к ним приехал. «Люкс» благоухал свежесрезанными цветами, а бар ломился от шампанского, бренди и любимого напитка сеньора Корда — бербона, изготовленного в штате Теннесси.

— Связь тут не на высшем уровне, — пожаловался Шоу. — Но вот когда мы переберемся в Акапулько…

— А в город позвонить можно?

— Да, конечно. Меня беспокоит, что в Штатах наши разговоры будут прослушиваться.

— Справочник у нас есть?

Шоу кивнул и достал телефонный справочник из ящика письменного стола, сработанного в стиле Людовика Пятнадцатого.

— Спасибо, Билл. Я тебя вызову.

Сидя на диване с бокалом виски в руке, Джонас пролистывал толстый телефонный справочник столицы Мексики без особой надежды найти нужный ему номер… Но нашел: Эскаланте, Вирхилио Диас, и адрес, который уже сообщил ему Фил Уоллейс.

Джонас подошел к письменному столу, набрал номер.

— Quien halba? [14] Кто говорит? ( исп .).

— Вы разговариваете на английском?

— Momento, Senor.

В секундочку женщина не уложилась, но в конце концов в трубке раздался мужской голос:

— Я говорю по-английски.

— Я хотел бы поговорить с сеньорой Соней Эскаланте. Меня зовут Джонас Корд, я из Штатов.

— Сеньоры сейчас нет дома. Не могли бы вы оставить ваш номер телефона?

Он оставил. И даже не пошел в душ, опасаясь пропустить ее звонок. Он пил виски. Ходил по комнате. Смотрел из окна на запруженные автомобилями улицы. И жалел о том, что не спросил, когда она должна вернуться.

Телефон зазвонил около пяти.

— Сеньор Корд. Секундочку. Сеньора Эскаланте.

— Джонас? — раздался нежный голосок. Знакомый? Трудно сказать.

— Соня? Ты меня помнишь?

— Помню ли я? А как ты думаешь, Джонас?

По-английски она говорила, как и прежде, с легким акцентом. Перед его мысленным взором возник ее образ, бережно сохраненный памятью. Такой ли она осталась или совершенно изменилась?

— Я очень сожалею… — От волнения у него перехватило дыхание.

— О чем ты сожалеешь, Джонас?

— Прошло столько лет. И у меня все не находилось времени, чтобы приехать к тебе.

— Я бы тебя не приняла. — В голосе ее зазвучала знакомая твердость. — Я всегда знала, где ты. Тебе, возможно, пришлось бы прилагать какие-то усилия, чтобы найти меня, а ты был у всех на виду. Твое имя не сходило с газетных страниц.