Гарольд Роббинс - Властелины удачи

— Содержание? Я был бы счастлив посылать тебе… посылать деньги, подарки. Я бы приезжал.

— Я не хотела, чтобы ты вмешивался в его воспитание, — холодно ответила она.

— То есть не хотела, чтобы он стал таким, как я.

— К счастью, об этом я могу не волноваться. Он не такой.

— Он знает?..

— Он знает, кто его отец. Он прочитал о тебе все. Долгое время его мучали сомнения, любить ли ему тебя, встречаться ли с тобой. Теперь я могу сказать, что вскоре он намеревался отправить тебе письмо. Он хотел твердо встать на ноги до того, как сообщит тебе о своем существовании. Он не хотел, чтобы ты подумал, будто ему что-то от тебя надо.

— Мой Бог, ему двадцать пять лет!

— Почти двадцать шесть. Он с отличием окончил Юридическую школу Гарварда. Его адвокатская контора имеет международные связи. Мексика не разрешает американским компаниям открывать отделения в нашей стране. Но его фирма поддерживает очень тесные контакты с одной известной нью-йоркской фирмой. Молодые адвокаты по обмену проходят годичную стажировку. Следующий год Джонас проведет в Нью-Йорке. Тогда-то он и собирался встретиться с тобой.

— Расскажи мне о нем, — попросил Джонас.

— Мой муж и я позаботились о том, чтобы он ни в чем не знал отказа. Он получил прекрасное образование, побывал во многих странах. Он в совершенстве владеет испанским и английским, бегло говорит по-немецки и по-французски. Школу он окончил в сорок втором, в семнадцать лет. Начал учиться в Гарварде до того, как ушел в армию Соединенных Штатов.

— Армию Соединенных Штатов?

— Он же твой сын, Джонас. Гражданин Соединенных Штатов Америки. Его и призвали. Он служил в роте «А» седьмого мотострелкового батальона. Седьмого марта сорок пятого года в числе первой сотни американских солдат ступил на мост у Ремагена.

— Почему я никогда не слышал о нем?

— Он поступил в Гарвард как Джонас Батиста. Разумеется, в армии он стал Джонасом Э. Батистой. По армейским канонам все должны иметь имя, фамилию и инициал посередине. Что означало «Корд-и», они не знали, да это не особо их и волновало.

— На войне его ранили?

— Да. Дважды. Второй раз очень тяжело. Его наградили крестом «За выдающиеся заслуги». Когда его ранили, он был лейтенантом. Потом его произвели в капитаны.

У Джонаса защемило сердце. Сын… Герой войны. Мексиканский адвокат. Он посмотрел на Соню и увидел, что его замешательство ее радует.

— Я должен встретиться с ним, Соня. Когда я могу встретиться с ним?

Она мотнула головой в сторону бара:

— Он сидит там. Пришел со мной. Он решил взглянуть на тебя, независимо от того, представлю я вас сегодня друг другу или нет.

Она подняла руку, и молодой человек, сидевший на высоком стуле у стойки, направился к их столику.

Джонас поднялся, хотя ноги отказывались его слушаться. Он напоминал боксера, только что пропустившего тяжелый удар и пытающегося быстро восстановиться, чтобы подготовиться к новому, возможно, еще более сильному удару.

Молодой человек протянул ему руку.

— Я — твой сын, — просто сказал он.

Младший Джонас перерос отца. Широкие плечи, узкие бедра. Корд решил, что тело у парня крепкое, скорее всего, он занимался спортом. Но еще большее впечатление произвело на него лицо. Волевое, открытое, с ярко-синими глазами и широким, чувственным ртом. И светлые волосы. Он не был похож ни на отца, ни на мать. А если кого и напоминал, то скорее офицера английской королевской гвардии. Он достаточно долго смотрел на отца от стойки бара, чтобы утолить свое любопытство, и теперь лицо его оставалось бесстрастным.

Джонас опасался, что его подведет голос. Так оно и вышло.

— Я бы связался с тобой давным-давно, — просипел он, — если бы знал, что ты есть на свете.

Его сын улыбнулся, вежливо, но не дружелюбно:

— Может, оно и к лучшему, что мы встретились только теперь.

Джонас смахнул рукой слезы с глаз:

— Ну… в любом случае, я очень рад… очень, очень рад.

— Я тоже, — сухо ответил молодой Джонас.

С ранних лет молодой Джонас знал, что Вирхилио Диас Эскаланте ему не отец. От него требовали называть мужа его матери Padre, и он подчинялся. Но он понимал, чем обусловлена разница в имени младшего брата, Вирхилио Педро Эскаланте-и-Батиста, и его собственного, Джонас Энрике Рауль Корд-и-Батиста.

Его крестили как Корд-и-Батиста. Семья никогда никого не обманывала. Но слово bastardo по отношению к нему не употреблялось. Тот, кто посмел бы его произнести, навлек бы на себя гнев дона Педро Эскаланте, а дон Педро был из тех hidalgos, кого не стоило выводить из себя. Все хорошо знали, что у дона Педро было несколько внебрачных детей. А вот женщина из хорошей семьи редко сознавалась в том, что нагуляла ребенка до свадьбы. Но данный случай считался особым, поскольку мужчина был богат и занимал важный пост, а зачали ребенка в каюте первого класса роскошного лайнера или в «люксе» лучшего берлинского отеля. В такой ситуации дон Педро счел, что честь его семьи не пострадала. Его невестка отдалась не какому-то жалкому проходимцу, а мужчине, который был ровней и ему, и его сыну Вирхилио. А потому, раз Вирхилио не возражал, зачем ему ставить молодым палки в колеса?

Мальчика всегда интересовал мужчина, давший ему две составляющих его имени: Джонас и Корд. Madré прямо сказала ему, что к чему. Его отец — Джонас Корд, богатый американский бизнесмен. В свое время они очень любили друг друга. К сожалению, различия в их взглядах на жизнь оказались слишком велики, и они не смогли пожениться.

Главное же, часто повторяла она маленькому Джонасу, в том, что она любит его, Padre любит его и Abuelo, дедушка, любит его, что очень и очень важно. Семья разрасталась, и он всегда оставался старшим братом. Его брат и сестры замечали, что он не такой, как они, но им постоянно внушали, что разница эта не имеет значения.

Его брат и сестры видели, как Джонас пролистывает воскресный номер «Нью-Йорк таймс», приходивший к ним по вторникам. Иногда его мать отмечала статьи, которые ему следовало прочесть. В них речь шла о Джонасе Корде.

Padre часто уезжал с гасиенды по делам. Abuelo оставался дома. С того времени как Джонас заговорил, мать обращалась к нему то на испанском, то на английском. Точно так же поступал и дед. Джонас Корд, говорили ему, Norteamericano, и он должен говорить на языке отца не так, как говорят образованные мексиканцы, но как настоящие Yanquis. Когда на гасиенду приезжали Norteamericanos, все равно по какому поводу, их просили поговорить с мальчиком, чтобы он мог привыкнуть к их произношению.

Abuelo стал самым близким другом своему внуку. Он рассказывал ему о семье Сони. Многие мексиканцы видели в Фульхенсио Батисте лишь выскочку-полковника, а то и того хуже. Но дон Педро Эскаланте, пусть и идальго, тайком посылал деньга Панчо Вилье [15] Вилья Франсиско (настоящее имя Доротео Аранго, известен также под именем Панчо Вилья) — руководитель крестьянского восстания на севере Мексики в период Мексиканской революции 1910–1917 гг.) . А теперь тоже тайно снабжал деньгами дядю своей невестки.