Мэри Портман - Импровизация

Потому что внутри железной клетки стоял… Алекс Кэррингтон.

Он прислонился к стене, скрестил ноги в лодыжках, опустил голову и уперся взглядом в пол. Долли, ощущавшая радость и досаду одновременно, сделала равнодушное лицо. И тут он поднял голову.

У нее закололо пальцы рук, державшие ложечку, и пальцы ног, обутых в кожаные туфельки. Потом засосало под ложечкой. И наконец гулко застучало сердце.

Он вышел из лифта. Дверь скрипнула и захлопнулась. Долли стояла неподвижно, упершись кулаками в бока, и ждала. Алекс протянул руку и нажал на кнопку, отправив лифт на первый этаж.

Она начала пятиться и остановилась только тогда, когда уперлась в желто-красное кресло.

Села на его спинку и попыталась бросить на Алекса испепеляющий взгляд. Но в его присутствии вазочки с шоколадом выглядели так, словно были наполнены не лакомством, а комками грязи, добытыми в огромной луже.

О Боже, кому она морочила голову? Долли сгорает от любви.

— Ты опоздал… Вечеринка закончилась, — добавила она, как будто первой фразы было недостаточно.

Алекс нахмурился, похлопал себя по карманам, полез во внутренний карман синего блейзера и вынул оттуда брусок шоколада. А потом посмотрел ей в глаза.

— А на десерт я опоздал тоже?

Долли хотелось сказать многое, но она предпочла промолчать.

— Похоже, остались только апельсины. И немного бананового бисквита. Зато полно выпивки.

— Выпивка и шоколад… — Внезапно он улыбнулся. — Именно такие вечеринки я и люблю.

О Господи, ну почему она так реагирует на его улыбку?

— Скажи это Джонни. Он жаловался, что я приготовила мало еды.

Он поднял бровь.

— С каких пор ты стала прислушиваться к словам Джонни Хэвиленда?

— Никогда я не буду к ним прислушиваться. Пусть говорит что угодно. — Она слезла со своего насеста и протянула Алексу руку, потому что все остальные жесты могли быть неправильно поняты. — Ну что? Приступим к десерту?

Алекс покорно отдал шоколад и пошел вслед за Долли. Впрочем, идти было недалеко.

Оказавшись у длинного стола, Долли нашла единственную неиспользованную вазочку. А заодно и свою.

Потом села на ближайший стул, развернула шоколад, разломала его на кусочки и бросила их в керамическую вазочку. Каждый стук отдавался эхом в ее животе. Потом она зажгла спиртовку.

Алекс сел напротив.

— Ну что? Кто победил?

— Победил? — переспросила она. Действительно, кого можно назвать победителем в их странных отношениях с Алексом?

— В «Мусорщике».

— Ах… — Тьфу, идиотка! — Пит. К большому неудовольствию Сесили.

— Значит, он лучше всех справился со своей анкетой? — спросил Алекс, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

Долли кивнула, улыбнулась и уставилась в вазочку.

— Ответил на все вопросы.

— А Сесили?

— Трудно сказать. Она не слишком распространялась о том, что ей удалось узнать.

— Гм… — Стул опустился на все четыре ножки. Алекс наклонился вперед и вместе с Долли начал пристально рассматривать, как тает шоколад. — А как Лиззи с Майклом? Они все еще в ссоре?

Долли пожала плечом.

— Он напился. Она повезла его домой. Еще один день в раю. Я думаю, они помирятся.

— У Лиззи есть голова на плечах. Да и Майкла не назовешь лопухом. Они сумеют найти общий язык.

— Надеюсь, — только и ответила Долли. Неужели это тот же самый человек, который несколько дней назад не удосужился сказать бедной, несчастной, расстроенной Лиззи пару сочувственных слов?

— А Джонни и Чарли? На сколько вопросов ответили они? — Алекс наклонился к розовым и голубым листкам, разбросанным на столе. — Сабина и Памела победили их?

Гм… Странно. Алекса связывал с остальными мужчинами лишь бейсбол, а женщин он знал только как клиенток. Чем же вызван его внезапный интерес?

— Чарли сумел отомстить Памеле за историю с бритьем груди. А что касается Джонни и Сабины, то они два сапога пара. Пусть сами разбираются.

Алекс хмыкнул, нашел чистую кружку, до половины наполнил ее кофе, долил столько же амаретто, добавил сливки и размешал.

— Думаю, каждому из них будет что рассказать за кружкой холодного пива.

Это что? Шпилька или попытка попросить прощения? Долли не знала, как понимать его слова. И почему он выглядит таким… размякшим.

— Ты мог бы хорошо провести время.

Он взял кружку в большие ладони, сделал глоток, со свистом всосал воздух сквозь стиснутые зубы и содрогнулся всем телом.

— Я действительно собирался прийти.

— Но решил последовать новейшей моде и явиться попозже? — спросила она, не сводя глаз с медленно таявшего шоколада.

— Я решил… — Алекс со стуком поставил кружку на стол. — Я решил, что на вопросы анкеты лучше ответить с глазу на глаз.

О Боже, подумала Долли. Вот оно. Прощание навсегда.

— Ну, если ты ждешь приглашения… то считай, что тебя пригласили.

Он приподнял уголок рта, откинулся на спинку стула, привстал, полез в задний карман слаксов и вынул оттуда голубой листок. Потом разложил его, разгладил и положил на стол перед Долли.

Там не было ничего. Ничего, кроме напечатанных вопросов. Она перестала размешивать шоколад, замигала, подумала, а потом подняла глаза.

— Алекс, извини, но ты дал мне чистый лист. Тот же самый, который я вручила тебе.

Он медленно покачал головой и положил руку на листок. Потом дважды согнул пальцы, помолчал, откашлялся, после чего сказал:

— Нет, Долли. Не чистый. — Он перевернул листок. На его оборотной стороне были написаны три слова. Черными чернилами и заглавными буквами.

Три слова, от которых у нее зарябило в глазах, зазвенело в ушах и часто-часто забился пульс. Если это сон, то она не хочет просыпаться…

Долли сделала глубокий вдох и запретила себе плакать. А потом ровно и негромко спросила:

— Это из-за моего вчерашнего рассказа о трагическом эпизоде детства, верно?

Алекс покачал головой, но Долли прервала его.

— Потому что, если так… — Ложка звякала о край керамической вазочки.

— Поверь мне. — Он протянул руку и сжал ее дрожавшие пальцы. — Это не так. Я понял свои чувства еще до того, как ты вошла в дверь моего кабинета.

— Но ты ничего не сказал. — Теперь ее сил хватало только на шепот. — Почему ты ничего не сказал?

Его улыбка была нежной и грустной.

— Я не хотел услышать слова, которые ты произнесла минуту назад. Что я принял решение под действием твоего рассказа.

Долли не знала, что делать. Ни с того ни с сего Алекс сказал именно то, что ей хотелось услышать больше всего на свете. Нет, не сказал. Написал. Чтобы она не могла уклониться от ответа.

— Но ты ушел. Мы любили друг друга, а ты ушел. — Она этого не понимала. — Лиззи вернулась, и ты ушел в тот же вечер. А я даже не знала таких слов, как «тишина» и «покой». Действительно, зачем преуспевающему адвокату жить в сумасшедшем доме?