Энн Хэмпсон - Светлый остров

— Надеюсь, вы будете танцевать сегодня вечером? — спросил он, как если бы хотел прийти ей на помощь в сложившейся ситуации.

Она быстро кивнула; ее сердце взволнованно дрогнуло.

— Да, конечно.

— Тогда я претендую на каждый ваш танец, — сказал он с некоторой долей властности, что заставило ее нервы приятно затрепетать.

— О… действительно? — Она чувствовала, что дрожит, и от этого злилась на себя. Неудивительно, что это его забавляло; она вела себя как застенчивая и неловкая маленькая школьница.

Симон засмеялся и, взяв тарелку с пирожными, протянул ей.

— Я абсолютно уверен, что так и будет. Я не для того столкнулся с такой девушкой, как вы, чтобы позволить вам снова исчезнуть.

Она бросила на него испуганный взгляд, чувствуя в его словах какой-то коварный, скрытый смысл. Был ли он типичным представителем своей национальности? Она вдруг подумала о Суласе. Определенно, он не имел такой самоуверенности, которой обладает этот мужчина, однако Сулас был значительно моложе — ему исполнился двадцать один год, тогда как этому мужчине было, вероятно, тридцать с лишним. На борту «Кассиллии» было много греков, но Эллин мимоходом разговаривала только с одним или двумя из них, поэтому у нее не было возможности сравнивать Симона с его земляками, но она почему-то не думала, что он типичный грек. Он казался человеком величественным, более благородным. Он все еще держал тарелку с пирожными, и она взяла одно, поблагодарив его, и положила на свое блюдце. Поставив пирожные на стол, Симон выпрямился, затем откинулся на спинку своего стула, обитого синей гобеленовой тканью.

— Вы взошли на борт в Пирее, — пробормотала Эллин, вопросительно взглянув на него. — Вы собираетесь использовать оставшуюся часть круиза?

— Я сел в Пирее. Я был в Афинах по делам и сейчас еду домой.

— Вы живете на одном из островов?

— Да, я живу на острове Родос.

Поколебался ли он, прежде чем произнес название острова? Эллин решила, что всему виной ее воображение.

— Значит, вы довольно скоро сойдете с корабля? — атмосфера разочарования повисла в воздухе — абсолютно откровенного разочарования. — Мы прибудем туда через шесть дней.

— Я надеюсь на это, — подавляя зевок, произнес Симон. Он, по-видимому, погрузился в свои мысли, а Эллин не хотела быть назойливой и сидела за столом, потягивая маленькими глоточками чай и размышляя, женат ли он и есть ли у него семья. Казалось невероятным, чтобы такой исключительно привлекательный мужчина оставался одиноким, хотя в следующий момент у нее мелькнула мысль, что он не похож на женатого и что он, вероятно, позволял себе многочисленные любовные приключения. Положив конец этим размышлениям, она позволила себе улыбнуться. Какое имеет значение для нее, женат он или нет? И заводил ли он многочисленные интрижки?

— Вы всегда жили на Родосе? — спокойным тоном спросила она, когда наконец его внимание отвлеклось от собственных мыслей. — Это очень красивый остров, не так ли?

— Да, это действительно так. Нет, я не всегда жил там. Я жил некоторое время в Аркадии, когда был ребенком.

— Аркадия? Это название вызывает в воображении картины пасторального мира и простоты; сразу представляешь тенистые деревья и журчащие ручьи, покрытые зеленью холмы и заливные луга, — Эллин остановилась, заметив изменившееся выражение лица собеседника. На нем на мгновение проступило замешательство, но тут же пропало, и насмешливый изгиб бровей отразил его возвратившуюся веселость.

— И нимфы, и пастухи, — добавил он со смехом, который вызвал у нее в спине приятное покалывание. — Извините за то, что я разочарую вас, но ничто не может быть более неточным, чем картины, созданные поэтами. Аркадия — это район разрушающихся от времени гор и темных ущелий; климат там суровый, а земля на большей части территории каменистая и бесплодная. Романтический Пан, танцевавший со своими нимфами под аккомпанемент флейт и свирелей, представляет привлекательную картину, но она абсолютно мифическая, как вы, очевидно, знаете. — Он на мгновение замолчал, прежде чем процитировал: «Нимфы и пастухи больше не танцуют на песчаных берегах заросшего лилиями Ладона…»

Эллин рассмеялась, но ее голос был печальным, когда она сказала:

— Вы испортили мою любимую картину, а она стояла передо мной с тех пор, когда я ходила в школу.

— Как много лет назад это было? — без колебания спросил он.

— Вы имеете в виду, когда я закончила школу?

Симон наклонил голову набок движением, которое она уже успела заметить, и она уловила сатирическую интонацию в его голосе, когда он произнес:

— Не увиливайте, Эстелла. Я спрашиваю вас о вашем возрасте!

Опустив голову из-за его откровенного упрека, она сказала, что ей двадцать два года. Он утвердительно кивнул головой, что не очень польстило Эллин, так как люди неизменно выражали удивление, узнав ее возраст, и говорили, что она выглядит значительно моложе.

— Расскажите мне еще немного об Аркадии, — настаивала она, снова ощутив некоторый спад в его настроении и заметив очередное изменение выражения его лица. Каковы были мысли, заставившие мрачно изогнуться его бровь?

— Что вы хотите узнать? — Его голос изменился, быстро возвращаясь к первоначальному полушутливому тону. — О нимфах и пастухах? Да, вы можете увидеть пастухов — преждевременно состарившихся мужчин с посохами и изможденными лицами. А нимфы? Что ж, вы там найдете женщин с грубыми, темными руками, измученных трудом, на чьих телах тяжело висят просторные черные балахоны. — Его горящий взгляд был устремлен на Эллин, сидящую боком у стола, со скрещенными, красивой формы ногами; ее стройная лодыжка двигалась в такт музыке. Миленькое хлопчатобумажное платье, без рукавов, украшенное цветочным узором, выгодно подчеркивало ее фигуру; вырез платья был сделан настолько удачно, что открывал все, что было необходимо в пределах разумного. Густые медово-золотистые волосы рассыпались восхитительной лавиной по плечам, добавляя дразнящее впечатление великолепным формам, скрытым от глаз.

— О милостивый государь, — вздохнула Эллин, немного смущенная его взглядом, — теперь вся моя картина полностью испорчена.

— Вы просили меня рассказать вам побольше, — напомнил он ей, и она разочарованно кивнула головой. — Я так виноват, Эстелла. — Она улыбнулась, и он неожиданно сказал: — Расскажите мне о себе. О ваших родителях, — добавил он, наблюдая за ней с близкого расстояния. — И чем вы занимаетесь, чтобы заработать себе на жизнь?

— Мои родители умерли. — Она замолчала, не желая говорить ему о работе в магазине и об однообразии своей жизни, и, естественно, она не хотела рассказывать ему о Джинкс. Она не желала дать ему повод для шуток, поведав о том, что была настолько глупа, что позволила одурачить себя мужчине, который оставил на ее попечение своего нежеланного ребенка.