Энн Хэмпсон - Светлый остров

— Он очарователен! — несмотря на застенчивость и нежелание принимать подарки, Эллин не могла не высказать своего восхищения. — Это вы сами его связали?

— Да, за три дня, мадам, — ответила женщина гордо.

— Три дня?! А сколько же вы работаете?

— Много-много часов — даже ночью. И ты устаешь, — добавила она, — и твои глаза слабеют, хотя ты еще молода.

Жалость промелькнула в глазах Эллин, а Симон поднял голову, и странное выражение появилось у него на лице. Ей пришла в голову странная мысль, что ее жалость к глазам молодой женщины очень удивила его.

— Почему же вы не берете дороже, — спросила она женщину. — Ваши глаза — самая большая драгоценность, которую вы имеете. — Она говорила мягко, глядя на женщину, и пытаясь понять, примет или нет она ее совет.

— Многие перестанут покупать, если цена повысится.

— Я уверена, вы можете немного повысить цену. В Британии все это стоит в четыре раза дороже.

— Это цена, которую мы хотим получить.

Свитер был положен перед Эллин, и Симон кивнул:

— Да, мы возьмем его.

Он сказал женщине что-то по-гречески, и она прошла в конец палатки и откуда-то достала вечернюю сумочку. У Эллин не было вечерней сумочки, но ее удивило, что Симон это заметил.

— Эта ткань ручной работы, — сказал он ей. — Женщины на островах ткут материю вручную.

Сумочка была очень красивой, сделанной из крепкого белого материала с вплетенными в него золотыми и серебряными нитями.

— Спасибо, Симон, — все, что Эллин смогла сказать, глядя, как его руки отсчитывают драхмы. — Ты очень добр ко мне.

— Я надеюсь, ты так всегда будешь думать.

Добрые шутливые слова, но все же страх снова охватил ее. Что же могло быть тому причиной?

— А теперь надо выпить.

Симон понес сверток, что было совершенно необычно для грека, который, если и идет гулять с женой или даже сестрой, то одну руку держит в кармане, а другая занята или сигаретой, или четками.

— Я знаю небольшую таверну, — Симон говорил почти для себя. — Какая аллея ведет туда? А, вот эта!

— Ты хорошо знаешь этот остров? — спросила Эллин, прибавляя шаг, чтобы не отстать и идти рядом с ним.

— Не очень хорошо. Я не был здесь давно. Моей маме раньше нравилось приезжать сюда, но это было несколько лет назад, до того как он стал так популярен.

— Твоя мать? Она еще жива?

— А что? Я выгляжу слишком старым, чтобы иметь живую мать?

— Нет, конечно, нет. Сама не знаю, почему я спросила. Возможно, чтобы просто что-то сказать.

— К сожалению, она умерла.

Последовало молчание, молчание, казавшееся почти священным, которое Эллин не могла нарушить, боясь рассердить его. Какой странный человек! Совершенно непостижимый. Человек, в котором текла кровь языческих предков.

Эллин была погружена в мысли об их расставании, когда корабль подойдет к Родосу. Он пойдет своей дорогой, и она будет в одиночестве осматривать достопримечательности. Что будет, когда придет момент расставания? Прощание. Поцелуй — да, конечно же, будет поцелуй. Последние объятия на причале, и потом Симон будет уходить от нее все дальше и дальше большими и быстрыми шагами. А Эллин будет стоять и смотреть ему вслед. Обернется ли он? Да, она была уверена, что он сделает это, и они будут махать друг другу до тех пор, пока он не затеряется среди зданий или других построек, или до тех пор, пока разделяющее их расстояние не превратит его в маленькую точку. Так заканчивалось большинство морских романов; ей казалось это невероятным, но все, конечно, будет именно так… У нее невольно вырвался вздох, и Симон вопросительно взглянул на нее своими черными глазами.

— Если ты действительно хочешь правду…

— В любом случае, дорогая.

— Я думала о расставании через пять дней.

Наступила такая глубокая тишина, что казалось, весь порт поглощен ею. Но тем не менее жизнь кругом продолжалась — весело шли матросы и дружно смеялись всей компанией, рыбаки сушили свои сети или чинили их, вокруг было много туристов и мелких торговцев, громко кричали ослы, протестуя против нагруженных на них овощей и фруктов.

— До следующего свидания, — наконец услышала она тихий голос Симона, но каким-то образом в нем была странная смесь восхищения и удовлетворения, и, Эллин пристально взглянула на него, пытаясь его понять. Он казался погруженным в глубины своих мыслей, куда больше никто не мог проникнуть. Казалось, что в нем есть что-то нечеловеческое.

— Вот наша таверна, — сказал он и подошел к отвесному причалу, разрушив чары, во власти которых они находились почти бессознательно. — Вам нужно попробовать амичдалото: это одна из достопримечательностей этого необычного острова. Что ты хочешь выпить?

Они сели под решетками, поддерживающими виноградные лозы, где-то сзади них звучала греческая музыка и слышался детский смех. Мысли Эллин вернулись к Джинкс. Понравилось бы все это ребенку? Эллин мысленно поклялась привести ее сюда, если ей когда-нибудь представится такая возможность. «Мне нужно найти работу получше», — подумала она, решив, что провела достаточно времени за прилавком магазина.

Эллин выпила лимонад и попробовала амичдалото, которое оказалось вкусными конфетами из засахаренного миндаля, в то время как Симон пил оцо, сделанный из оливок, калуми и кусочков копченого осьминога. Молодой человек, стоявший в ожидании заказа, подошел к ним, все время улыбаясь; он остановился, заговорил с Симоном на греческом, и оба засмеялись, как будто было сказано что-то очень смешное. Проследив за их взглядом, Эллин увидела крепкого грека, коренастого, даже толстого. Он целовал девушку, с которой прогуливался по аллее. Это была платиновая блондинка неопределенного возраста, хотя, судя по одежде, ей было около семнадцати. Эллин покраснела, потому что поняла причину смеха; заметив краску на ее лице, Симон взглянул на нее с некоторым восхищением.

— Они стоят не более драхмы, — добродушно пошутил он, и она покраснела еще сильнее. — Ладно, мне не следовало говорить это. Вы хотите еще немного портящих фигуру кондитерских изделий?

— Нет, спасибо. Куда мы пойдем теперь? — она поднялась одновременно с Симоном.

— Мы пройдемся по этим небольшим аллеям — только для того, чтобы вы могли увидеть полную картину — и после этого уедем в Делос.

Сеть аллей за гаванью была похожа на лабиринт с такими узкими проходами, что Симону и Эллин приходилось прижиматься к стене, если осел или человек проходили мимо них. Другие улицы были шире, и у входа в каждый дом имелась широкая лестница. В двух рядах горшков с обеих сторон лестниц росли цветы, привлекая своей красотой и ароматом каждого прохожего.

— Эти аллеи всегда заканчиваются тупиками, — Эллин бросила беглый взгляд вперед, и ее лицо приобрело озадаченное выражение.