Николай Новиков - Предвыборная страсть

Он и был «ого-го».

Платон обожал наблюдать, как у вошедшего округляются глаза и отвисает челюсть.

Была и другая причина его скромности: настоящий вор не должен работать. Платон и не работал, он контролировал своих людей. Всегда так было, только раньше авторитеты контролировали торговлю наркотой и девочками, крадеными вещами, стволами, а теперь пришло время контролировать торговлю хлебом, маслом, сахаром. Прибыль во много раз больше, да и чувствуешь себя настоящим хозяином города: надо ж не только прибыль подсчитывать, но и следить, чтобы цены были нормальные, чтоб люди могли покупать. «Понту Эвксинскому» невыгодно превращать город во вшивый понт. Вот по этой причине Платон и сидел в скромном, если не сказать затрапезном, кабинете.

Дома — другое дело, там можно себе позволить приятные душе излишества, а здесь… Контора она и есть контора.

Сразу после разговора с Агеевой Платон позвонил директору овощного магазина «Тайфун», приказал снова взять на работу уволенную весной продавщицу. А теперь с нетерпением ожидал Фантомаса, вот-вот должен появиться. И с новостями.

Фантомас не вошел, а влетел в кабинет с тоскливыми зелеными стенами, плюхнулся на свободный стул, переводя дух.

— Собаки на хвост сели? — полюбопытствовал Платон.

— Дай чего-нибудь хлебнуть, дорогой. Правильно мы вчера думали, что сучонок Лебеда надумал шухер поднять в городе.

Платон нажал пальцем на кнопку и, как только в двери возникла секретарша, вопросительно посмотрел на Фантомаса.

— Водки, — выдохнул тот. — И огурчик соленый.

— Не томи, — подхлестнул Платон, когда Фантомас выпил, захрумтел огурцом. — Чего за дела такие? Взяли Сивуху?

— Он, падла, ключи от хазы хотел выбросить. Я повез его к себе в подвальчик, а человека послал глянуть, какие там секреты, что Сивуха так не хочет никого пускать.

— Ну и какие?

— Смотри сам, — Фантомас бросил на стол пачку фотографий.

Платон взял одну, другую, сумрачно сдвинул брови, разглядывая их. Потом поднял глаза на Фантомаса.

— Борис Агеев, а бабенка — Анжелка из казино Лебеды. Ловко сработано… Не Борис это сделал, подставили фофана.

— Не знаю, — покачал головой Фантомас и вытащил из кармана две магнитофонные кассеты. — Послушай, потом будем думать.

Платон еще раз нажал кнопку на столе.

— Ему повторить, мне двойную, бутерброды и огурцы. И принеси, лапуля, магнитофон, — приказал девушке.

Попивая водку и закусывая огромным бутербродом с окороком, Платон быстро прослушал обе кассеты, перематывая пленку и останавливаясь лишь на самых интересных местах, выключил магнитофон и посмотрел на Фантомаса:

— Фуфло, — сказал авторитетно.

— А хипиш поднять?

— И перед выборами? Запросто. Он ей, конечно, загонял дурака под кожу, но замочить — нет.

— А ты пораскинь мозгами, Платон. Застукали его, дали срок на дело, а когда обломалось, вытащили к ней. На второй кассете понятно, что он возмущается. Мог и замочить в запарке.

— Анжелка-то лярвой оказалась, — покачал головой Платон. За это и маслин наелась. Кровищи-то сколько. — Он снова взял в руки фотографии, долго разглядывал одну за другой, прищуривая глаза, потом швырнул на стол. — Нет, не Агеев замочил ее. Сукой буду, не он. Все это — подстава. Крупная, но подстава.

— Но пока все глухо, — сказал Фантомас. — Анжелку не нашли, менты не ищут Агеева. Что-то тут не так. Сивуха ж не ради балдежа мастырил эти штуки, какие-то мыслишки у них есть. Может, хотят из Агеева мокрушника сделать?

— Уже бы сделали, — мрачно буркнул Платон. — А — тишина. Чего-то ждут, суки. Но ты правильно сказал, есть у них мыслишки, и я думаю — чтоб Агееву выключить напрочь. — Он посмотрел Фантомасу в глаза. — Чего делать будем?

— Надо Сивуху поспрашивать. Чего думать, поехали в подвальчик, там и потолкуем.

— Поехали, — решительно поднялся из-за стола Платон.

Серебристая «вольво» остановилась у железных ворот Прикубанского спиртозавода на восточной окраине города. Резкий сигнал потревожил ворон, устроившихся на старом каштане, и могучего охранника в пятнистой форме.

Это прежде, когда завод принадлежал государству, дежурили на проходной старушки, и спирт бесчисленными ручьями тек во все стороны через проломы в заборе, да и через проходную тоже — кому охота проверять каждого выходящего, где у него спрятана грелка со спиртом. Теперь же, когда контрольный пакет акций прибрал к рукам Фантомас, порядки здесь круто изменились: забор стал выше, оброс колючей проволокой, старушек на вахте сменили парни, один вид которых внушал стойкое отвращение к воровству. Да и зарплата здесь была побольше, чем на других предприятиях города; и все это вместе взятое напрочь отбило у рабочих порочные социалистические привычки.

Спиртозавод нынче превратился в ликеро-водочный, и главный продукт, «Прикубанская особая водка», пользовался большим спросом у горожан. Хорошая водка. И недорогая.

Охранник, узнав начальство, вежливо кивнул, махнул рукой напарнику в стеклянной будке. Железные ворота отъехали в сторону, и «вольво» помчалась к дальнему складу.

Платон и Фантомас в сопровождении водителя спустились по скользким ступеням, прошли мимо огромных стальных емкостей и остановились у грубой железной двери.

Навстречу вышел крепкий парень с жирным лицом и громадными ручищами — кулаки, что твои молоты, посторонился, пропуская начальников, шагнул за ними следом, прикрыв за собой дверь. Охранник остался снаружи.

— Что нового, Женя? — спросил Фантомас охранника. — Молчит, сука?

— Раздухарился, с понтом центровой, — мрачно усмехнулся Женя. — Так вы ж не разрешили его трогать, я и молчал покуда.

Между железными стеллажами со слесарными инструментами, видимо, это была комната ремонтников, на стуле сидел светловолосый парень в кожаной куртке — тот самый, который щелкал затвором фотоаппарата в квартире Анжелы. Руки его были связаны за спиной, плечи притянуты веревкой к спинке стула, ноги примотаны к ножкам. Если он и мог двигаться, то лишь, упав на четвереньки, перебирая руками и волоча ноги и стул на спине — будто черепаха панцирь. Но такой способ передвижения, вероятно, был не по душе пленнику, поэтому он сидел смирно и даже поглядывал на Платона и Фантомаса с оттенком презрения.

— Ну что вылупился, сучий потрох? — прорычал Платон. — Не понял, да?

— Вы нарушили уговор. — Сивуха отвел глаза в сторону. — Мы не суемся в ваши дела, вы не должны мешать нам. Не хотите войны, отпускайте меня, и дело кончено.

— Обязательно отпустим, — недобро усмехнулся Фантомас. — Как только расскажешь, чего хотите от Агеева. Ну?

— Тороплюсь, аж вспотел, — пробормотал Сивуха. Но губы его подрагивали. Хоть и храбрился, а все ж понимал, с кем разговаривает.