Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая

Ив Лефор не заставил себя долго ждать. И получаса не прошло, а он уже красовался на палубе в роскошных, сверкающих одеждах, которые заставили буквально застыть на месте с разинутыми от восхищения ртами оборванных матросов. Ведь он по-прежнему бороздил моря с теми же самыми бравыми ребятами в платье из грубого холста, сплошь в пятнах жира, крови и пороховых подпалинах.

На Лефоре же теперь был новомодный кафтан с басками, доходившими ему аж до середины икр. Там, где полагалось быть штанам, красовались две просторные брючины, заканчивающиеся широченными раструбами пошире иного зонтика, из-под которых выглядывало нижнее белье и в изобилии торчали рюши и кружева. Он не отказался от своих привычных высоких сапог, однако все его облачение теперь обогащали всяческие щегольские изыски, оно было изукрашено парчою и кружевами с вплетенными золотыми и серебряными нитями, шелком, покрытым тончайшей, затейливой вышивкой.

Когда он появился на палубе, грохот канонады сразу сменился тяжелым молчанием. В каком-то едином порыве все матросы мигом бросились к гекаборту корабля, дабы вволю полюбоваться на своего капитана, которого никогда еще не видели в таком роскошном обличье. И Шерпре с отцом Фовелем были не последними, кто в восхищении щедро осыпал его комплиментами.

— Тысяча чертей! — не смог сдержать восторга первый. — Похоже, капитан, тот самый важный мексиканский вельможа, у которого вы позаимствовали тогда весь этот гардероб, поступил и вправду благородно, оказавшись точь-в-точь вам под стать!

— Да хранит Господь его душу! — с какой-то торжественностью в голосе отозвался Лефор. — По крайней мере, благодаря ему я теперь хоть знаю, у какого портного заказывать себе платье! Отныне все свои камзолы я стану шить только в Мехико!

Ив с шумом постучал себя в грудь и разразился громким хохотом.

— Ладно! — бросил он. — Теперь посмотрим, какие физиономии скривят мои сен-пьерские приятели, когда я появлюсь там в этаком наряде!.. Кстати, а вам хоть удалось выгнать оттуда этих дикарей?

— Вы еще спрашиваете! — ответил Шерпре. — Да они драпали побыстрей наших пушечных ядер! Видели бы вы эту картину! Сотни этих мерзких тварей так и остались лежать на песке. Так что предупреждаю вас, капитан, повнимательней глядите под ноги, когда будете высаживаться на берег, не то вляпаетесь прямо в какого-нибудь дохлого краснокожего!

— Отлично, — ответил Лефор, — в таком разе самое время спускать на воду шлюпки. Сотня матросов высаживается на берег с оружием, канониры остаются на борту при пушках. Просигнальте капитану Зуиттену, что я хочу встретиться с ним на берегу, и пусть он тоже прикажет высадить на берег десятков пять вооруженных матросов…

Он был первым, кто ступил ногой на сушу. Вслед за ним высадились еще несколько человек, после чего шлюпка вернулась назад, чтобы доставить других.

Когда капитан Зуиттен увидел Лефора, то не смог сдержать искреннего удивления, заметив его роскошное облачение. Ив же изо всех сил корчил из себя знатного вельможу.

— Ах, капитан Зуиттен, — жеманно промолвил он, — примите мои поздравления, вы действовали весьма похвально. Ваши каронады оказались заметным подспорьем моим пушкам.

— Ах, полно фам! — с чудовищным акцентом возразил Зуиттен. — Я просто оттал фам старый толки! Щорт попери! Феть фы же фывфали меня ис лап англичан! Не путь фас, я пы уше тавно кормил рып. Я ваш труг на фсю шиснь, капитан Лефор, нафсекта!..

— Не стоит об этом говорить, — заскромничал Ив, — сейчас посмотрим, остался ли еще в этой крепости хоть кто-нибудь в живых, может, они все уже от страха отдали Богу душу! Эх, подумать только! — продолжил он, с видимым удовольствием потирая руки. — Сколько же приятных воспоминаний связано у меня с этим добрым старым Сен-Пьером! Эй, отец Фовель! Отец Фове-е-ель! Где вы там запропастились?! Эй, да идите же, черт бы вас побрал, сюда!

— Я здесь, сын мой, — ответил ему нежный, смиренный голосок. — Чего изволите?

— Да так, ничего, отец мой, просто захотелось вспомнить старые добрые времена, когда мы с вами ходили в устье реки ловить рыбку… Помните, как вы скидывали сутану, а потом богохульствовали как последний язычник, как пили мое вино?.. Эх, тысяча чертей, Господи ты Боже мой, какое же славное, черт подери, было времечко!.. Готов биться об заклад, что не пройдем мы и сотни шагов по этому острову, как тут же наткнемся на знакомые рожи! Отец Теэнель, и отец Фейе, и отец Анто! А, что скажете? Думаю, если все они еще не передохли со страху, то им будет приятно снова с вами повидаться! Думаю, у вас найдется, что им порассказать, ведь сколько путей-дорожек пройдено с тех пор, как вы перестали макать пальцы в святые кропильницы!

Внезапно Ив хлопнул себя по лбу.

— Тысяча тысяч чертей святым иезуитам и всем остальным святошам! — выругался он. — Вот дьявольщина, ей-Богу, ведь на нашей дружеской пирушке не будет капитана Байарделя! Пресвятая дева, а мне бы так чертовски хотелось крепко прижать его к лентам моего жабо!.. Ладно, молодцы, а теперь полный вперед. Курс прямо на остров! Да раскройте пошире глаза! Если хоть один из вас промахнется и не пристрелит на месте дикаря, если там еще остались живые, я сперва выбью ему рукояткой своей шпаги все зубы, потом сделаю из кишок метлу и пару сапог из кожи, которую сдеру с его задницы! Все, вперед, ребятки!

Когда они оказались на расстоянии менее пистолетного выстрела от палисада крепости, до них донеслись звуки барабана.

Ив разразился оглушительным хохотом.

— Вот видите, — весело проговорил он, — там уже готовятся к торжественной встрече. Вы уж постарайтесь не слишком пугать бастионных часовых! Тысяча чертей! С вашими рожами, клянусь всеми святыми, очень даже может статься, что вы нагоните на них побольше страху, чем эти дикари…

Аборигенов, впрочем, нигде не было и в помине. Флибустьеры разбрелись вокруг, просматривая живую изгородь вдоль дороги и близлежащие заросли кустов. Другие углубились дальше в сторону крепости, но, судя по всему, пушки разогнали всех караибов. На земле валялись лишь трупы да неспособные удрать раненые, которых, впрочем, лихие береговые братцы тут же отправляли к праотцам, перерезая им глотки с прямо-таки поразительным проворством и сноровкой.

Когда Лефор с Зуиттеном добрались до ворот крепости, они уже были настежь открыты. Во дворе с оружием в руках выстроились мушкетеры, алебардщики и солдаты ополчения с добровольцами-колонистами во главе. Гремел барабан, раздавались звуки трубы.

Не успели два капитана войти в ворота, как навстречу им направилась группа офицеров, остановившись в нескольких шагах от них.

На пару саженей впереди остальных шел Мерри Рул. За ним, прямой как палка, с суровым видом шествовал полковник Лауссе вместе с Шансене, Бельграно, комендантом де Лубьером и интендантом Лесперансом. С ними были и судья по гражданским делам Фурнье — тот самый, что вел дело против отца Фовеля, когда того обвиняли, будто он сделал ребенка одной рабыне-негритянке, — а также и судья по уголовным делам господин Дювивье.