Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

Более того, головной убор Кетцалькоатля, напоминавший раковину, на самом деле представлял собой старый испанский шлем, прибитый к дереву после какого-то путешествия испанцев к берегам Америки. Этот шлем просто надели на статую Кетцалькоатля, как будто его убранство было именно таким. Считалось, что бога Кетцалькоатля родила дева Чимальман, проглотившая изумруд. Агильяр не осмеливался думать о том, насколько эта легенда напоминала ему услышанное в детстве и во время его служения в церкви.

— В первых поселениях мы строили на реках плотины, и воды выходили из берегов. Эти лагуны вскоре становились болотами, поросшими тростником, и наполнялись рыбами и водной дичью. Тогда мы ели то, что могли найти: яйца москитов, которые мы пекли в пирогах, тритонов, аксолотлей, креветок, лягушек, головастиков, птиц, угрей, рыбу. Мы начали гордиться собой, так как сумели основать селение. Но наш бог Уицилопочтли посчитал нас заносчивыми и непокорными, дерзкими и богохульными. Он убил наших вождей, вырезав им сердца, и повелел жрецам уничтожить плотину. Нам пришлось пройти по пустыне, простиравшейся к югу от Тулы, и вступить в сражение с народом отоми. В пути мы ели грибы, лук, орехи, юкку, дикий мед, ягоды, стручки мескита.

Все пять месяцев пребывания испанцев в столице отец Ольмедо ежедневно перед обедом читал христианские проповеди. Он учил христианству перипатетически, прогуливаясь, как и Иисус учил мудрости своей. Отец Ольмедо читал проповеди во дворах, на углах улиц, под деревьями. Он пользовался большими рисунками, вставленными в рамы, которые складывались как ацтекские книги. Демонстрируя эти рисунки, он рассказывал о жизни и учении Христа. Конечно же, Малинцин приходилось переводить. Отец Ольмедо плохо рисовал, и потому Иисус на этих картинках выглядел низкорослым и кривоногим, овцы же казались пушистыми бочками на ножках-палочках. Овцы вообще были загадочными созданиями для ацтеков. Они приручали собак и растили индеек, но вот более крупных животных — кошачьих или оленей — не приручали, и они оставались дикими.

Слушая историю о том, как Иисус накормил толпу хлебами и рыбой, ацтеки воспринимали его как мага или злого волшебника, одного из тех, кто мог наложить на тебя проклятье, пробраться в твой дом, украсть твое оружие и инструменты.

Сцену предательства Иисуса отец Ольмедо изобразил, нарисовав людей, шептавшихся за его спиной за большим столом. Клеветники. Предатели. Вот это мешика понимали! Ведь кого не предавали каждый день тем или иным способом?

Такой вид казни, как распятие, был неизвестен здесь, но сам факт казни Иисуса и ее несправедливость оказались для ацтеков вполне понятными. Понравилась им и мысль о том, что следует пить кровь бога и есть его плоть, а не кормить его собой, ведь оказывается, не нужно резать себе руки и ноги, уши и носы, пенисы и языки, не нужно всю жизнь бояться того, что завтра тебе придется подняться по ступеням пирамиды. Вечная жизнь без странствий по мрачным землям Миктлана тоже стала для мешика хорошей новостью.

В один из дней, начавшийся столь же обычно, как и все остальные, Кортес получил послание из Веракруса. Эту новость принес ацтекский гонец от одного из людей, оставшихся в городе. В письме говорилось о том, что люди губернатора Веласкеса прибыли к берегу на армаде из восемнадцати кораблей и сейчас направляются в Теночтитлан, собираясь арестовать Кортеса и отвезти его на Кубу в оковах. Там ему придется предстать перед судом по обвинению в бунте и неповиновении.

— Все-таки пришли за мной, мерзавцы.

Последние несколько дней Кортесу было не по себе, но он не понимал почему. Теперь он немедленно направился к Ботелло, живущему сейчас в Хочимилько.

— Что ж ты меня, Ботелло, не предупредил, дубина ты эдакая?! — Кортес схватил Ботелло за грудки и хорошенько встряхнул.

Сейчас Ботелло носил ацтекскую одежду — рубашку-тильматли и макстлатль.

— Опасность, капитан, я же видел опасность, — выговорил Ботелло.

— Пора бы тебе хоть что-то увидеть. Предупреждать меня о дальнейшем развитии событий — твоя работа. — Кортес швырнул беднягу на земляной пол покосившейся хижины.

Ботелло посмотрел на соломенную крышу. Действительно, он слышал о том, что кубинские корабли пристали к побережью неподалеку от Веракруса. Он слышал это от своей любовницы Крокодилицы, торговавшей травами на рынке. Это была женщина неопределенного возраста и щедрой души. Казалось, что она знакома со всеми в империи. В действительности все на улицах Теночтитлана знали, что к побережью прибыли новые «крылатые храмы» и из этих храмов выбрались новые воины в серебряных одеждах на чудовищного вида оленях. Сейчас они находились неподалеку от Семпоалы. Ботелло удивился тому, что этого не знала Малинцин, а если знала, то почему не сказала Кортесу? Он полагал, что Кортесу доносили обо всем, а при дворе наверняка говорили о кораблях.

— Так значит, ты видел опасность, так?

На самом деле Кортес не думал, что Ботелло что-то «видел», но все равно держал его при себе, так как предсказания Ботелло оказывались совершенно правильными. Разве он не предсказал, что экспедиция увенчается успехом, а Кортес проявит бесстрашие в бою? Этот старый цыган по-своему был одарен интуицией и хорошо чувствовал происходящее вокруг. Он держал руку на пульсе, и на него можно было положиться. Но почему этот столь успешный обычно человек не справился с заданием именно сейчас, в самый ответственный момент? Кортеса так и подмывало выгнать этого выскочку и наказать его. После запрета жертвоприношений в столице стало скучно, и славная казнь могла бы всех развеселить.

В это время дня Ботелло обычно спал в своем гамаке. Большую часть жизни он бродяжничал, и сейчас ему хотелось поселиться в Хочимилько. Он даже хвастался тем, что живет «у озера». «Я живу у озера», — говорил он людям. Он подружился здесь с себе подобными: колдунами, мелкими воришками, нерадивыми учениками с большими амбициями, музыкантами и поэтами. Благодаря новым друзьям он открыл для себя разнообразные растения и семена, вызывавшие прекрасные эффекты. Употребляя эти великолепные травы в доме человека по имени Ксоконо, изготовлявшего пульке, Ботелло представлял себя голубем, летавшим выше пирамид.

— Что же мне делать, Ботелло?

Кортес не хотел проявлять отчаяние, но он волновался, черт побери! Как он мог завоевать империю Моктецумы и в то же время удерживать этого мерзкого Веласкеса в бухте? Два фронта, спереди и с тыла, — это кошмар любого военачальника. Кортес решил наказать Ботелло только тогда, когда тот проявит свою бесполезность. Все нужно делать постепенно. Сначала Веласкес, затем Моктецума, потом Ботелло.