Фред Стюарт - Титан

Появившись в ее комнате, Ататюрк был просто потрясен.

— Вуаль, — произнес он тихо. — Вуаль снова сделала тебя красивой. — С этими словами он поцеловал ее обтянутые перчатками руки.

— Я буду носить ее до конца жизни, — сказала она в ответ. — Я буду Дамой под вуалью, и если правы те, кто говорит, что красота — это наполовину иллюзия, то я действительно смогу считаться красивой… Я благодарна тебе, мой паша, за все, что ты для меня сделал.

Он подвел ее к одному из диванов с золотистой обивкой и сел рядом, будучи не в силах оторвать от нее глаз. Он знал, что за этой вуалью кроется страшное уродство, и это интриговало его.

— У меня для тебя плохие новости, — сказал он после паузы. — Сегодня днем я получил телеграмму от моего посла в Вашингтоне. Твоя мать умерла семь лет назад.

Она молчала.

— Я сердцем чувствовала это, — прошептала она наконец. — Когда память вернулась ко мне и я осознала, сколько прошло лет, мне вдруг что-то подсказало, что мамы уже нет. — Она внимательно посмотрела на него. — Кто же унаследовал компанию?

— Никто. И поскольку ты официально считаешься погибшей, боюсь, у тебя нет ни одного шанса затребовать назад свои акции.

Она была в недоумении.

— Не понимаю. Как это «никто»? У меня есть двоюродные братья и сестры, которым, как я полагала, мама завещала все наши акции.

— Правильно, она так и сделала. Но они продали это состояние торговцу, имя которого ты, наверное, еще не забыла.

Ее зеленые глаза округлились.

— Нику Флемингу?!

Кемаль утвердительно кинул.

Диана Рамсчайлд испустила крик ярости, который разорвался в тишине дворца, будто удар грома. Она вскочила с дивана, перебежала на противоположную сторону комнаты и стала отчаянно бить кулачками в стену, украшенную деревянным резным орнаментом. Вдруг замерла, медленно повернулась к Кемалю и обратила на него горящий взгляд.

— Моя жизнь вновь приобрела смысл, — сказала она.

— Месть? — спросил он с легкой улыбкой.

— Я его уничтожу! Если есть Господь, то я клянусь ему, что уничтожу Ника Флеминга! Он будет страдать так же, как страдала я! Он будет завидовать мертвым! И все это сделаю я сама! Наемников больше не будет!

Он встал, подошел к ней по сверкающему паркету и взял ее за руки.

— Ты прекрасна! — с улыбкой сказал он. — Я когда-то говорил тебе, что ненависть так же сильна и пленительна, как и любовь, и я оказался прав. Как ты собираешься разделаться с ним?

— Еще не знаю, — ответила она тихо. — Но время придет. Я смогу вполне насладиться своей местью.

— Ты прекрасна, — повторил он, целуя ее руки через перчатки. — Странно, но теперь ты возбуждаешь меня больше, чем прежде.

На мир и процветание на планете незаметно стала наползать зловещая тень депрессии. Как и миллионы американцев, Ник Флеминг почувствовал на себе ее сильное давление, хотя это и не заставило его переквалифицироваться в продавцы яблок. В конце концов, он был мультимиллионером. Он, конечно, понес потери в связи с крахом на Уолл-стрит, но поскольку он никогда особенно не полагался на биржевые сделки, полученные им раны оказались не смертельными. К тому же кинобизнес продолжал процветать, пусть и не так равномерно, как раньше. «Метрополитен» продолжала приносить доход. С другой стороны, карьера Эдвины на время прервалась, и ее имя уже не мелькало на афишах, как в 20-х годах. В 1929 году она снялась в своем последнем фильме «Дело на Мадагаскаре», который, несмотря на рекламу «знойных сцен страсти», полностью провалился. Скрывая искреннюю обиду, Эдвина заявила, что кино было ее капризом и она с ним расстается, как и полагается расставаться с капризом. Ник, на глазах которого прошла вся череда ее фильмов, от блистательных до неудачных, позволил себе втайне облегченно вздохнуть. Съемки Эдвины приносили ей значительный доход, который теперь пришлось исключить из семейного бюджета. Те деньги, которые раньше Ник платил ей, теперь нужно было отдавать другим актрисам. Но все равно Ник был рад ее уходу из кино.

И все же основой «империи Флеминга» — появление этого термина в прессе весьма польстило Нику — являлась «Рамсчайлд армс». В 20-х годах Нику удалось вдохнуть жизнь в компанию в основном за счет значительных продаж оружия в Южную и Центральную Америку. Но к началу 30-х годов распространившаяся на весь мир депрессия нанесла удар и по военному бизнесу. До сих пор Ник всегда делал щедрые взносы в казну республиканской партии, но с наступлением депрессии и нарастанием непопулярности Гувера в самых широких слоях общества Ник, будучи абсолютно аморальным в политике, стал делать взносы в казну демократов. Когда же в 1932 году демократы одержали полную победу на выборах, для Ника открылись «важные двери» в Вашингтоне. В особенности дверь нового сенатора-демократа от Коннектикута Гаррисона Уорда. Уорд, яркий и молодой политик из поколения «новых деловых людей», был заинтересован в наиболее полном использовании компании Рамсчайлдов. И именно Уорд устроил Нику возможность выступить перед группой влиятельных сенаторов в феврале 1933 года в вашингтонском клубе «Метрополитен».

— Со времен мировой войны, — говорил Ник с кафедры, — политика правительства Соединенных Штатов была направлена на то, чтобы иметь, как я это называю, «минимальную армию». Эта политика основывалась на таких аргументах: мол, мировая война была последней крупной войной на суше, и любая будущая война — главным образом, война с Японской империей — будет вестись в открытом море. Я спорил с этой точкой зрения не один год, а последние события в Европе заставляют меня спорить с ней еще сильнее. Да, я промышленник в области вооружений, и продавать оружие и боеприпасы армии Соединенных Штатов мне выгодно. Но, джентльмены, три недели назад Адольф Гитлер стал канцлером Германии! Я на собственном опыте испытал методы нацистов и могу вас уверить в том, что Гитлер будет отныне делать все, что в его власти — а власть теперь у него немалая, — для того чтобы милитаризовать Германию. И если мы, американцы, не станем делать сейчас то же самое — особенно учитывая, что наша армия по силе стоит лишь на двенадцатом месте в мире, — то придет день, когда мы все горько пожалеем об этом.

Сенаторы одарили Ника вялыми аплодисментами. Человек шесть в зале благополучно дремали.

Время Ника истекло.

Если не считать поджога рейхстага, первые несколько месяцев пребывания Гитлера у власти не были отмечены серьезными событиями. Канцлер, выступая перед народом, пока особенно не давил на него. Мировая пресса и многие правительства всерьез решили, что с приходом к власти Гитлер станет респектабельнее.

Но у Ника, который хорошо запомнил то нацистское покушение на его жизнь, имелось на этот счет иное мнение.