Эйлин Гудж - Чужое счастье

— Марк, рад тебя видеть! Хорошо выглядишь.

Марк улыбнулся.

— Ширли так не считает. Она уверена, что меня плохо кормят.

Берни хихикнул.

— Она весь мир накормила бы, если бы могла.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Где ты пропадал все это время?

Марк хотел рассказать Берни обо всем, просто для того, чтобы увидеть выражение его лица, но несчастья Анны не давали ему покоя, и он не стал извлекать их на поверхность ради красного словца.

— Нынче здесь, завтра там. А ты как?

— Не жалуюсь. — Берни уселся на край стола и выглядел словно сложенная там куча одежды. — Мой младший оканчивает в июне университет magna cum laude [15] С отличием ( лат. ). ( Прим. пер. ) . — Доктор светился гордостью. — Я тебе говорил, что он учится в медицинском колледже Гарварда?

— Это впечатляет. Я хотел сказать, ну… Гарвард.

— Мы решили подарить ему путешествие, о котором он всегда мечтал.

Марк порылся в базе данных своей памяти.

— Я слышал, что в Новой Зеландии очень красиво.

— По словам Зака, там лучшие в мире волны для серфинга. Как странно, что мой сын — будущий врач. Но, черт побери, он заработал право на то, чтобы несколько недель побездельничать на пляже.

Марк никогда не видел ни жену Берни, ни кого-либо из его троих сыновей. Он знал их только по фотографиям в рамках, стоявшим у Берни на столе. Марк немного помолчал, давая понять, что эта часть программы окончена, а затем откашлялся и спросил:

— Как она?

Выражение лица Берни стало невероятно спокойным.

— Особо и рассказывать-то не о чем. Мы прекратили давать ей паксил, — у нее была плохая реакция на него. Ждем реакцию на уэлбутрин, — Марку не нужно было объяснять. На шизофреников смена барбитуратов и антидепрессантных средств действовала как коктейль Молотова.

— Она?..

— Нет. — Берни достал помятый платок из кармана вельветовых брюк и стал вытирать очки. — Мы тщательно присматриваем за ней.

Три месяца назад Фейс порезала себя ножом для бумаги, украденным со стола в регистратуре. К счастью, раны были поверхностными, но они все испугались. Тем не менее Берни Файн, к его чести, не предположил, что, может быть, другое заведение более подошло бы для «нужд» Фейс, возможно по доброте или из-за профессионального уважения к Марку, но скорее всего благодаря тому, что Фейс была уникальным пациентом, чьи месячные чеки оплачивались наличными. Она унаследовала немного денег после смерти дядюшки, и этого было достаточно, чтобы Марк мог себе позволить избежать уверток и отсрочек, сопровождавших страховку или, еще хуже, правительственный бюрократизм.

— Она выглядит подавленной? — спросил Марк и подумал, что это глупый вопрос. Кто бы не чувствовал себя подавленным в таком месте, даже если бы и не был болен? С другой стороны, учитывая все медикаменты, которые принимала Фейс, большую часть времени она была слишком одурманена, чтобы что-либо чувствовать.

— Не больше чем обычно. На самом деле я даже вижу небольшое улучшение, — осторожно сказал Берни.

— Ты мог бы выражаться немного конкретнее? — попросил Марк.

— Она больше говорит на групповых занятиях. И на личных встречах тоже. — Берни вернул очки на нос, и его глаза снова стали большими. — Она выражает некоторое беспокойство по поводу твоих визитов.

— Я знаю, что не прихожу так часто, как раньше. — Марк чувствовал, что его охватило чувство вины, но не стал прибегать к обычным в таких случаях объяснениям. Он не должен оправдываться перед этим человеком, у которого здоровая жена и здоровые дети, хотя Марк и был благодарен Берни за его доброту и сочувствие.

Берни с любопытством наблюдал за ним.

— Я ни разу не слышал, чтобы она жаловалась. Если что-то и случалось, Фейс всегда винила в этом только себя. Она беспокоится из-за того, как все это влияет на тебя. Думаю, что какая-то часть ее хотела бы отпустить тебя.

Марк горько рассмеялся.

— Отпустить? Это относительное понятие. — Конечно же, он мог развестись с Фейс. Но что это даст? Каждое утро, сразу после пробуждения первая мысль, приходящая ему в голову, будет о Фейс. Он не мог бросить ее — так же, как и Анну. В этом-то и была основная проблема.

— Я не собираюсь диктовать тебе, что делать, Марк, — вздохнул Берни. — Честно говоря, я не знаю, что бы я делал на твоем месте.

Марк улыбнулся.

— Нужно просто идти дальше и надеяться, что не упадешь.

— Чем ты занимался все это время? Я серьезно. — Берни наклонился вперед. Его мультяшные медвежьи глазки так пристально смотрели на Марка, что это лишало присутствия духа.

Марк пожал плечами.

— Я отдыхал от работы.

— Так я и думал. — Берни выудил из хаоса на столе вырезку из газеты. Это была статья из последнего выпуска «Стар», снабженная расплывчатой фотографией: Марк и Анна садятся в машину. Берни вручил ее Марку.

— Ее принесла одна из медсестер.

Марк посмотрел на нее и вернул.

— Спасибо, я ее уже видел.

— По крайней мере, они правильно написали твое имя.

— Лично мне больше нравится та часть статьи, в которой меня называют парнем, подозреваемым в убийстве.

— Это правда?

— С каких это пор ты веришь тому, что пишут в таблоидах?

— Послушай, Марк, если ты с кем-то встречаешься… — Берни пожал плечами, словно давая понять, что он не собирается никого судить. На его добром лице Марк видел понимание — не только его поступков, но еще и тех компромиссов, которые были неизбежны в таких ситуациях.

— А Фейс знает? — Марк почувствовал тупой укол плохого предчувствия. Она могла видеть его по телевизору или услышать об этом от той самой услужливой медсестры, которая принесла вырезку.

— Если и знает, то ничего об этом не говорила.

— Ну, это уже кое-что. — Марк вышел в коридор, но затем обернулся и сказал: — Не для протокола: я люблю ее.

Берни не нужно было спрашивать, кого он имел в виду. Он только улыбнулся и сказал:

— Маззл тов! [16] Ну что ж, удачи! ( иврит ). ( Прим. пер. )

Если Марк и боялся этого визита, то его опасения растаяли в тот момент, когда он увидел Фейс. Она сидела в библиотеке, скрестив ноги, в кресле у окна и читала вслух другой пациентке под пристальным наблюдением Ролли — санитарки ямайского происхождения (чьи дреды были нескончаемым источником восхищения в отделении). Фейс склонилась над книгой, поставив локти на колени. Коса спадала ей на одно плечо: Фейс выглядела восемнадцатилетней, — именно столько ей было, когда они познакомились. Марк остановился в дверях, плененный словами, слетавшими с ее губ, подобно музыке.