Надежда Семенова - Победа для Александры

Отдав долг галантности, Иванов мужественно зашагал вперед, изнемогая под тяжестью Сашиного чемодана. Напряженная шея с рискующими оборваться жилами, уныло семенящие ноги. Каждый предмет: угол, поворот, скамейка, урна — превращались в немыслимые препятствия, поэт бился о них чемоданом, содрогаясь всем телом и надрывая Сашину душу.

— Давай вместе, — попробовала сказать она, но натолкнулась на такой взгляд, что предпочла прикусить язык.

Иванов пер чемодан с такой настойчивостью, словно держал экзамен на принадлежность к сильному полу. Не склонная к сантиментам Саша чуть не расплакалась, когда они наконец дотащились до порога квартиры. Еще немного, и у нее не хватило бы сил смотреть на муки самолюбивого инженера. Если бы в чемодане не лежало все Сашино движимое имущество, ей хватило бы сострадания отказаться от поклажи, безжалостно столкнув вниз по лестнице.

Едва за ними захлопнулась входная дверь, на Сашу обрушился какой-то безумный поток. Александр бурно сдернул с гостьи легкую ветровку, стремительно, рискуя оборвать вешалку, пристроил на свободном крючке. Почти втолкнул Сашины ноги в чужие тапочки, а затем… кинулся распаковывать злосчастный чемодан. Он по-хозяйски доставал и с воркованием разворачивал Сашины вещи, любовно разглаживая складки, бретельки, платочки. В каждом его движении было столько страсти, что Саша стыдливо убежала в ванную.

Безмолвие безжизненного, стерильного пространства нарушал только тоненький извиняющийся звук. Простуженный кран совестливо ронял редкие капли. В остальном тесная комнатка с полуметровой чугунной ванной, выкрашенной в тускло-голубой цвет, выглядела чрезвычайно опрятно. Ровные крючки с полотенцами, выстроенные по росту шампуни, мочалки, вывешенные на просушку каждая на специальном креплении. Саша удовлетворенно вздохнула, поразившись нехитрому изобретению: кусок мыла был выложен на мыльницу строго перпендикулярно, что не давало ему раскиснуть. Она потрогала мыло пальцем, не удержалась и заглянула в туалетный шкафчик. Порядок царил везде.

Вернувшись, Саша обнаружила, что часть вещей была тщательно развешана на плечиках в шкафу, остальная — сложена в аккуратные стопочки на двух, видимо, специально выделенных ей полочках. Александра в комнате не было, зато на кухне слышался шум воды и звяканье посуды. Саша присела на край кровати. Медленно закружилась голова, захотелось закрыть глаза и слушать, слушать мирные звуки, навевающие ощущение покоя. В теле, словно выключили беспокойно гудящий трансформатор, ослабло напряжение. Накопленная за долгое время усталость навалилась плотным одеялом сновидений.

Ей снилась лунная дорожка на водной глади. Волны тихо плескались возле уха, откатывались, прибегали обратно. В мерном качании ощущалась затаенная сила и неотвратимость. Было покойно и сладко чувствовать себя щепкой, покорной могучей воле прилива.

Голубой очаровательный заяц с пушистой шерсткой обмакнул лапку в воду, по-человечески сморщил мордочку и принялся брезгливо трясти голубой лапкой. Саша смотрела на невиданное зрелище во все глаза. Невзирая на фантастическую расцветку, заяц казался невероятно милым. Хотелось прикоснуться к этому чуду, потрогать шелковистую шкурку, почесать за ушком. Саша пошарила рукой в поисках приманки для голубого шалуна. Вода мягко утекала сквозь пальцы и была совершенно не мокрой, не холодной и совершенно не походила на воду. Нежная, почти бесплотная, она стекала с ладони вниз, каплями сочилась по рукам, но не ощущалась.

Чувство тревоги прокралось в чудесный сон вместе с облаком, закрывшим строгий лик луны. Погасла лунная дорожка, заяц заскулил, заверещал голосом брошенного ребенка. Саша водила руками перед лицом, словно силясь разогнать мглу. Ветер, злобный резкий ветер разметал тучи, и снова выглянула луна, на этот раз больше похожая на плоский кружок, вырезанный из плотной серебряной бумаги.

Искусственный диск не давал света, скучно висел на черном бархатном листе неба. Невдалеке кто-то задвигался. Раздался костяной звук, словно щелкнули кастаньеты. За ним еще один. Затем еще. Звук повторялся в рваном ритме. Саша как можно шире раскрыла глаза… Белый, как привидение, заяц приближался кособокими скачками. Серебряный суррогат луны, заполнивший собой пустоту, оказался не в состоянии подсвечивать анемичную шкурку чудесным голубым цветом. Жалкий белый комок нерешительно скакнул к Саше и опасливо покосился одним глазом. В распахнутом выпуклом глазу косого отразился серебряный кружок. На этот раз он выглядел как монетка. Крошечная серебряная монетка с рифлеными краями. Саша протянула к зайцу руки, тот радостно вскочил на задние лапы, оголив живот. Отвратительный голый розовый живот, по которому ползали белые черви. Саша отпрянула и… проснулась.

Сон длился не более минуты. На кухне по-прежнему позвякивала посуда, и тоненький голос Иванова выводил: «Я люблю… тебя, жизнь!»

Саша обхватила руками мокрую после душа голову и задумалась. Какому это, интересно, облезлому зайцу она, обманувшись, протягивала руки?

Евгения Мартыновна сидела за кухонным столом, держа в руках карандаш. Близился день Сашенькиной женитьбы, и будущая свекровь испытывала почти отчаяние. Единственный ненаглядный сыночек, мальчик, которому самоотверженная мать посвятила всю себя, был влюблен как, как… кошак. Женщина вытерла крохотную слезинку, продравшуюся сквозь богатые от природы ресницы.

Ей не следовало так говорить! Мальчик влюблен с неистовостью поэта, впечатлительной тонкой натуры. Все эти годы мать поддерживала в нем этот хрупкий огонь, жаркую чувствительность. Александр сумел пронести трепетную душу сквозь засасывающую рутину во многом благодаря тому, что мать угадывала малейшие желания, оберегая сына от бытовых проблем. Евгения Мартыновна вздохнула: справится ли эта девушка с нелегкой долей избранницы поэта? Сумеет ли она заслонить его ранимую душу от суровых буден?

Женщина встала, подошла к плите, на которой остывала кастрюля компота, попробовала. Жидкость получилась не самая здоровая. Слишком много сахара. Евгения Мартыновна отмерила двести пятьдесят миллилитров воды и долила в компот, туда же отправилась лимонная кислота на кончике ножа. Женщина перемешала содержимое, снова сняла пробу, прислушалась к послевкусию и удовлетворенно кивнула. Идеально! Питье должно утолять жажду, а не ублажать вкус.

Евгения Мартыновна вернулась к подсчетам. Свадьба, даже самая скромная, требовала вложений. По старой бухгалтерской привычке женщина расчертила лист на две большие колонки, словно сводя дебет с кредитом. Никаких излишков, только самое необходимое. После долгих расчетов остались две расходные статьи, которые не поддавались урезанию. Свадебные кольца и продукты для стола.